Тысяча забытых звёзд

Нелепо требовать от себя, чтобы настолько сложная схема получилась с первого раза и — безукоризненно. Но у Влады не оставалось другого выхода. Значит, нужно собирать силы в кулак. От кофе во рту горчило.

— Ты идёшь? Ну ладно, нет — так нет. — Альбина подхватила с крючка перламутровый плащ.

Белёсых мушек явно сделалось больше. Они сидели на стеклянных дверцах шкафа, на микроскопе Альбины и, что самое противное, в чашке, оставленной на столе. В той, которая «Международный съезд парапсихологов».

Пользуясь тем, что для студентов ещё слишком рано, Влада протопала через всю аудиторию наискосок и помыла чашку в раковине, в углу. Мушиные трупы утекли в канализацию. Они даже живые были такими ленивыми, что не потрудились вспорхнуть.

Влада обыскала пространство под шкафами, обнюхала каждый угол, но ничего подозрительно не нашла. Она вернулась на своё рабочее место: мушек больше не было. Впрочем, они могли притаиться где-нибудь в тёмном углу, чтобы только дождаться удачного момента и снова обсесть её кружку.

К обеду пришла Альбина. Долго потягивалась и расчёсывалась перед зеркалом, ничуть не смущаясь любопытных студенческих взглядов. И как только уселась за микроскоп, тут же принялась болтать.

— Слушай, от работы кони дохнут, слышала такое выражение?

— Угу.

— А завтра выходной, есть планы?

— Придётся ещё поработать. — Губы произнесли это сами собой, потому что в голове были только тонкие иголки и схема из мысленной паутины.

Влада услышала себя как будто со стороны и вздрогнула от мерзкого ощущения. Она как будто бы парила над самой собой и разглядывала свою жизнь со стороны — нанизанные на нитку бесцветные бусины серых будней.

Так. Она окончательно заработалась, нужно сходить на кафедру за кипятком и выпить кофе. Чуть успокоиться и передохнуть, ведь схема никуда не денется. Вот она — выстроенная почти наполовину, тонкие светящиеся паутинки мыслей между иголок.

— Я сейчас, — бросила она Альбине. Та собиралась ответить, что если Влада домой — или в кафе — то Альбина может пойти с ней, — но не успела.

Ли крошил в чашку апельсиновую корку, и вся кафедра пропахла апельсинами. У него на столе как всегда громоздились кучи журналов успеваемости, ведомостей, рефератов и ещё какого-то хлама, а над головой вились плети ползучих комнатных цветов. Ли обожал растения.

— Это какая кружка за сегодня? — вежливо поинтересовался он.

Влада схватила ртом воздух и выскочила, едва не расплескав кофе по линолеуму.

Схема в этот день никак не плелась. Влада закрывала глаза руками и сидела так, в полусне. В темноте перед глазами не было ни одного образа, в голове — ни одной мысли.

Мушки больно кусались. Одну Влада убила на своей руке — мушка превратилась в кроваво-алое месиво. Две другие тут же устроились на шее. Странно, что Альбину они не трогали. По крайней мере, она сидела совершенно спокойно, качалась на стуле, как обычно. Перламутровый плащ, брошенный на спинку, возил по полу рукавом.

— Слышала такое выражение — застряла в серых буднях.

— Ещё говорят, сгорела на работе?

— Ага, — весело подтвердила Альбина. — Может, по пирожному?

— Прости, мне ещё нужно…

Кофе в чашке остыл и подёрнулся радужной плёнкой. Влада поднялась и опять села. Было что-то неуловимое и очень страшное во всём этом дне, и в мышино-сером костюме Ли, и в белёсых мушках, и в радостной Альбине, которая сегодня полчаса крутилась перед зеркалом и ловила на себе лестные взгляды студентов мужского пола.

— Какое сегодня число? — спросила Влада.

Альбина потянулась к брошенному на стол мобильному.

— Тринадцатое ноября.

— Какое? — Владе казалось, она закричала, но реальность исказила её голос, сделала его ложно-спокойным, разве что немного хриплым, как от простуды. Ноябрь всё-таки, самое время простывать.

— Тринадцатое. А что?

Она подхватила куртку и увидела вдруг: ветка берёзы за окном сделалась голой. Куда-то пропала сентябрьская сочность жёлто-зелёных оттенков. Город стал серым с примесью голубого льда на месте клумб и газонов.

Все книжки вокруг были открыты на середине, между тем, как она листала их каждый день, каждый день перебирала страницы, а проклятые книги всё никак не заканчивались. Выцветшие трупы мушек устилали подоконник и дальний край стола. На пенопластовом листе в беспорядке толпились иголки, и не было между ними светящейся мысленной схемы.

Застряла в серых буднях. Вот что это значит. Влада подхватила сумку и, на ходу пытаясь попасть в рукава куртки, побежала к выходу. Ей наплевать было, что громкие шаги и скрип стульев отвлекали преподавателя.

Автобус к больнице шёл непереносимо долго, сменялись попутчики. Она ехала от начальной остановки до конечной — почти на самую окраину города, в квартал низеньких пристроек и кленово-пихтовых аллей. Стихийный рынок у остановки был свёрнут по случаю наступивших холодов. Во дворе не осталось ни одной знакомой кошки.

Дрожа от холода и дурного предчувствия, Влада взбежала по лестнице больничного крыльца.

— Эй, девушка, девушка, вы к кому? Халат наденьте. В реанимацию нельзя. Вам туда нельзя, сказано же. Вы ему кто? Нет, в реанимацию не пускают посторонних.