Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста

В следующий раз мы виделись с Декартом, когда он преодолел свой духовный кризис, замешанный на простейшем человеческом страхе за свою свободу и жизнь. Сделайте нас бестелесными – и мир станет свободным! Нам нечего будет бояться! Декарт обратился к проблеме объективности разума и автономии науки по отношению к Всемогущему Богу. К этой мысли его подтолкнул и тот факт, что папа Урбан III осудил идеи Галилея как противоречащие Священному Писанию. Увы, при всем моем уважении к Священному Писанию, – оно представляется мне лишь блеклым отголоском божественного наставления, и понимание его буквально есть ничто иное, как дьявольская выходка – возглавить и тем самым уничтожить. Соблюдение надуманных заповедей и псевдозаконов Божьих характерно не только для христиан. Евреи, особенно ортодоксы, легко подменяют глубинный смысл Торы простыми пояснениями, используемыми как руководство к жизни, как кулинарная книга. Тора говорит: «аль тэва-шель гди бэ-халав имо» — «не вари козленка в молоке матери его», что не может не значить: «не будь чрезмерно жестоким», ортодоксальные же евреи просто начинают разделять «бсари»

и «халави» — мясное и молочное – и преспокойно продолжают быть чрезвычайно жестоки даже к своим собратьям. Что же они, идиоты? Не думаю. Это не ошибка, а закономерность. Пророк пытается выразить мысль, но народ его не понимает, тогда пророку приходится прибегать к иносказанию, притче… Народ понимает его иносказание буквально, и все становится еще хуже. Народ считает себя богобоязненным, поскольку соблюдает заповеди, якобы божественные, и это лишь укрепляет его в истинном грехе, когда он совершает действия, прямо противоположные первоначальному смыслу этих заповедей. Я бы сказал, что подобная ситуация возникает с любой религией, охватившей массы. Всегда находятся умники, стремящиеся понимать святые тексты буквально. Но хуже всего, что и сами тексты являются лишь блеклым подобием того, что было сказано, и таким образом вместо светлой и человечной религии мы получаем костры инквизиции и раввинатские суды. Дайте им волю – они побьют меня камнями по старой библейской традиции. Они и швыряются камнями в собственный народ, стоит в субботу проехать на машине по некоторым улицам Иерусалима…

Я помню, в 1637 году Декарт прислал мне свой знаменитый труд «Рассуждение о методе». Я читал его по-французски, и каждое слово отзывалось во мне согласием и пониманием. Как я мог не согласиться со следующим: «Считать истинными такие положения, которые не вызывают сомнения (исходя из врожденных истин, идей). Каждое затруднение в процессе познания надо делить на части. Мыслить по порядку, начиная от простого, переходить от известности к неизвестности, от доказанного к недоказанному. Не допускать в логическом исследовании лишнего, составлять такой перечень, в котором уверен, что ты ничего не забыл»? Как это естественно и просто…

Я давно стал организовывать себя, ибо порядок есть основа любого осмысленного существования. Декарт редко вставал с постели раньше одиннадцати утра. Проснувшись, он думал; каждое утро – просто думал. Кстати, когда шведская королева заставила его приходить к себе на уроки ранним утром – он вскоре умер[55]… Я не люблю залеживаться в постели, но, например, иногда я тоже устраиваю себе день думанья. В такой день я не встаю с кровати вообще. Я лежу и думаю, а под конец дня записываю свои выводы в специально отведенной для этого тетрадке. Обычно в результате такого думанья моя жизнь становится более осмысленной, организованной, и тем самым приносит мне большее удовлетворение. Я постоянно убеждаюсь, что малейшие изменения в распорядке дня, в последовательности различных действий, в подходах к повседневности могут без излишнего насилия над самим собой принести удивительные плоды…

Декарт всегда смеялся над этими моими «днями думанья».

– Думать, Боря, нужно не иногда, а каждый день… – частенько говаривал он мне. – Ты ведь зна ешь мое мнение: если ты не мыслишь, значит – не су ществуешь! Что же, ты существуешь лишь в редкие дни?

– Знаешь что, Рене, – рассердился я, – давай раз и навсегда рассудим, что значит по-твоему «мыслить» и «существовать», а то вслед за тобой гигантские толпы бездумных последователей повторяют эту туманную фразу и считают, что тем самым вполне приобщились к великому миру философии…

– Ну-ну, – засмеялся Декарт, – и какие же у тебя возражения?

– Дело не в возражениях, а дело в том, что, ты, Рене, разделяешь реальное и нереальное так, как будто и правда существует четкая граница. А ведь, между тем, то, что мы сейчас с тобой разговариваем, хотя ты жил черт знает когда, а я живу сейчас, есть наиважнейшее доказательство, что такой уж четкой границы между реальностью и нереальностью не существует. Все дело в том, какое определение ты даешь реальности… Видишь, какое дело… Ты ведь не думаешь, что Бог нарочно оставил нас в неведении по этим вопросам… – закончил я, стараясь не горячиться.

Декарт быстро заговорил по-французски: