Нам велели не сходить с курса, и я именно так и собиралась поступить. Но Нонин сказал, что нам обязательно нужно подлететь ближе. Заявив, что идет на
— Датчики сообщают, что прямо по курсу гроза, — доложила я дежурному и попросила разрешения сместиться в сторону на вектор, который позволит пройти в трех километрах от базы. В ответ раздалось вполне ожидаемое:
— Какая еще гроза? — Ох, и пришлось нам наслушаться. Датчики «Сокола»-де врут. С курса не сходить, иначе вышибут с небес. Писк приборной панели уже дал понять, что «Сокол» взят в прицельные рамки, но я знала, что если подведу Нонина, то жить среди этих людей мне не позволят. Поэтому я сделала то, чего никогда раньше не делала: поддала газу и рванула прямиком к имперскому аванпосту.
До сих пор не понимаю, как мне удалось уйти от лазерных зарядов, которые чиркали вокруг, — отчасти потому, что большую часть пути пролетела с закрытыми глазами. Впрочем, я полагаю, что залогом нашей удачливости была изумительная быстрота «Сокола» и излишняя самоуверенность имперцев.
В их-то глазах он был лишь стареньким грузовиком.
Я и сама не поняла, как мы оказались на полсотни километров южнее базы, после чего Нонин вернулся в кабину. Я была так занята, отслеживая на дисплеях признаки погони, что едва расслышала, как он сказал, что задача выполнена, и базе настал конец.
Я обратила его внимание на один из датчиков, который показывал, что аванпост вообще-то никуда не делся и никак не изменился с тех пор, как мы над ним пролетели, но он и знать ничего не хотел. База уничтожена, ушедшие отомщены. Если мое видение мира не позволяет мне распознать это сейчас, я пойму позже, что имперцев больше нет.
Помнится, я сказала ему, что все со временем умирает. А он, помнится, ответил, что гарнизон имперцев умер раньше отведенного ему срока.
По возвращении в деревню «Сокола» начисто оттерли от краски, наполировали маслом на зависть любому протокольному дроиду и украсили цветами внутри и снаружи. По всему кораблю расставили маленькие керамические горшочки, в которых тлели палочки с благовониями. Хоть Нонин ни о чем подобном и не обмолвился, но мне кажется, что корабль стал для них чем-то вроде святилища. Они являлись сюда под малейшими предлогами — боли и рези, микроскопические ссадины и сыпь — и без единого протеста сдавали кровь и терпели проводимые дроидами процедуры.
В последующий год мои исследования пополнились значительными открытиями. Было похоже, что соплеменники Нонина знали заранее о чьей-то смерти… хотя они всегда называли это
Я спрашивала, было ли им известно заранее об имперском налете, и мне ответили, что было. Они видели гибель деревни.
«Может, этот дар предвидения дает им Сила?» — гадала я.
Нонин сказал, что все может быть.
В начале второго года моего пребывания у них вся деревня вдруг впала в необычную угрюмость. Когда я добилась от Нонина объяснений, то узнала, что теперь ухожу я. Они знали, что сама я этого не ощущаю, поэтому со мной об этом никто не заговаривал.
Хоть я и отказывалась верить в подобное, но все равно провела над собой самые разные тесты, которые показали, что мое здоровье практически идеально. Однако Нонин стоял на своем. Мне предстояло уйти. Но если я позволю провести от своего имени ритуал, то, возможно, моя жизнь на какое-то время продлится. Я с готовностью согласилась, и, когда ритуал завершился, Нонин сообщил мне, что они достигли частичного успеха.
Чуть ли не сразу же после этого мое здоровье резко ухудшилось.
«Неужели это они довели меня до такого?» — спрашивала я себя. Планировалось ли все это заранее? Дроиды взяли анализы, и оказалось, что я страдала врожденным заболеванием, которое оставалось недиагностированным все тридцать лет медицинского наблюдения. По всем признакам я должна была быть при смерти — но нет. Что-то сдерживало болезнь. «Но надолго ли?» — вопрос, который не давал мне покоя.
В тот момент я поняла, что мне суждено оставаться с Нонином и его народом, пока я не раскрою секрет их поразительных способностей. Я прямо-таки потеряла голову, строя грандиозные планы. Человечество добилось прогресса в научной и технической сферах, но рецепт, который позволит видеть будущее или продлевать жизнь, еще только предстоит изобрести. И тут такая я — явилась разрешить загадку.
Если бы не одна загвоздка.
Я несколько месяцев собиралась с духом, чтобы спросить у Нонина, сколько еще собираются жить они сами, хотя в итоге сформулировала вопрос по-другому. Я спросила:
— А вы — остаетесь?
Он устало покачал головой:
— Мы уходим.
— Когда? — изумилась я, и мой голос выдал внутреннее чувство потери, которое я в тот момент испытала.
— Скоро. Гораздо раньше тебя.