Читаем #тыжедевочки полностью

– Я бы рада вдохновиться лунным светом и писать восторженные повести о любви, – говорила она. – Но, к сожалению или к счастью, меня не воспитали девочкой, я не восхищаюсь. В детстве мне, должно быть, вырезали Восхищение и впаяли Негативное мышление. А это очень тяжелый груз. Вот я несу его, чувствую, так сказать, эпоху. А люди, тонко чувствующие время, редко бывают уравновешенными. Они либо поэты, либо самоубийцы, либо все вместе.

Самые злые шутки у нее были всегда про себя. Она высмеивала правду по правилам Бернарда Шоу (имеется в виду цитата Б. Шоу: «Мой способ шутить – это говорить правду. На свете нет ничего смешнее», – прим. авт.), и всегда сначала было очень смешно, а потом хотелось повеситься. Мне кажется, у нее не все в порядке, я-то такое вижу издалека. Из-за всего этого мне нелегко было решиться жить с ней, но что, в конце концов, было хуже: злые шутки и крыша над головой или никакой крыши и никаких шуток?

У нее оказалась приятная квартира с телевизором в каждой комнате:

– Обожаю смотреть глупые сериалы, – сказала она.

Родители жили отдельно, и был еще старший брат, но он давно женился и жил за городом. Так что злая Катя была единоправным властелином этого двухкомнатного жилья. Окна смотрели на парк, который зеленым ковром стелился до самого горизонта. Там она проводила свои утра: бегала, пока товарищи без особого места жительства досматривали на лавках последние сны. В ее комнате было светло, прохладно и много книг. В комнате поменьше она предложила жить мне. Там были плотные шторы, за которыми было приятно спать. Кухня была не слишком просторная: каждый квадратный сантиметр был задействован в общем интерьере. На стене висели старинные часы:

– Они еще со времен войны ходят, у бабушки тогда дом горел, но часы успели вынести, так они и ходят до сих пор, – проинформировала Катя. Странно, что у таких, как она, бывают бабушки, подумала я.

Прямо под часами была плазма, она показывала очень много каналов и растягивала фигурки людей в стороны, так что все казались немного толстяками. Холодильник был весь обклеен магнитами («Из всех стран, где я не была,» – сказала она).


25 сентября


Восхитительно чувствую себя на новом месте. Родственники не знают, где я живу. Катя варит по утрам овсянку, что для меня тоже странно, так как злые персонажи, насколько мне известно, не едят каш. За два года учебы я ни разу не видела, как она ест, – и это, кстати, сходилось с моей теории о недочеловечности.

– Да у меня аллергия, – объяснила она.

– На что?

– Да почти на все. На сладкое, на красители, ароматизаторы…

– А где их нет?

– Вот именно, нигде. А ты чего не ешь ничего?

– Худею, – говорю. – Мне ради размеров среднестатистической девочки надо вообще не есть.

Она понимающе кивает.


26 сентября


Если Катя дома по вечерам (пару раз в год), она часа два сидит перед телевизором и прилежно смотрит все отечественные сериалы (исключительно смешные). Цитирует рекламу. Но большую часть времени ее нет дома: учит третий язык – итальянский, ходит учить кого-то ему же. Делает какие-то художественные и нехудожественные переводы. Еще шутит, что это у нее диета такая, лингвистическая. А я сижу на воде и отжиманиях, потому что вес опять 51. Отжимания – мой любимый вид пыток. Она шутит:

– Попробуй растягиваться, чтобы коснуться лбом пола – появится новый!

Я спросила ее, как она заставляет себя делать так много:

– Я не заставляю, Маш. Я все время злюсь, а вырабатывать топливо как-то надо, как самолет перед посадкой, понимаешь. Злость, знаешь ли, подливает в пальцы чернил.


28 сентября


Утром кофемолка взвизгивает так, будто сверлит отверстие в бетонной стене.

– Доброе утро, – всегда говорит Катя, потому что вежливость для нее негласное правило. И отсутствие этикета в мире тоже не оставляет ее равнодушной.

– Нельзя «Здрасьте» сказать, что ли, не понимаю… – возмущалась она после очередного путешествия на лифте. – Стоит, как воды в рот набрал. Мужчина, называется. Вот всегда буду с ним здороваться. Чтобы ему стыдно было.

У нее было четкое определение цивилизованного общества:

– Цивилизация – это не когда стоит забор, а когда на нем не пишут «Хуй».

В ее подъезде это написано было.


Но о чем я? Катя и кофе – отдельная история. Мы даже шутим, что она уже родилась с чашкой кофе в одной руке и с газетой в другой. У нее в доме всегда есть годовой запас кофе, овсянка, таблетки от головы. Аптечка у нее обширная, хоть экскурсии по ней води – направо средства от простуды, налево обезболивающие, прямо по курсу аспирин и витамин С. Но таблетки от головы поистине вездесущи. Я видела их на чайной полке, в корзине с фруктами, рядом с ее кроватью, на подзеркальнике, на ее рабочем столе, в кошельке и в косметичке. Она говорит, у нее почти постоянно болит голова, и если не пить кофе, будет хуже. Я делаю вид, что верю, потому что кофе вкусный. Вот напьюсь вдоволь и поделюсь с ней своими взглядами на кофеин.


29 сентября


По воскресеньям мы ходим в магазин как семейная пара. Вернее, стали ходить после того, как Катя подошла ко мне и сказала:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза