У дороги

Мария застеснялась, увидев господ, и тут же куда-то исчезла со своим синим мундиром.

– Крепко она его заарканила, – сказал Бай и двинулся вперед.

– Это тут, рядом, – сказала Катинка. Хус предложил ей руку.

Укротительница змей фрекен Теодора показывала своих ленивых питомцев неподалеку от карусели. Это были жирные склизкие гады, она вынимала их из ящика, выстланного шерстяной ветошью. Фрекен Теодора щекотала гадов, чтобы их немного расшевелить.

– Они переваривают пищу, фрекен, – «кавалеристским» тоном сказал Бай.

– Что? – переспросила фрекен Теодора. – Вы что ж, думаете, они дохлые, что ли? – Фрекен Теодора восприняла замечание Бая как оскорбление.

Она обмотала змею вокруг своей шеи и почесала ей голову, – та разинула пасть и зашипела.

Фрекен Теодора называла змею своей деточкой и прятала ее на своей груди. Фрекен Теодора была богатырского телосложения и затянута в костюм пажа.

Хвост змеи уныло свисал между коленями фрекен Теодоры.

– Какие противные! – с отвращением сказала Катинка. – Уйдемте, – и потянула Хуса за руку.

– А как же, – сказал хозяин аттракциона. Он решил, что Катинка испугалась, и был польщен. – Страшные звери… милая дамочка… Но она и не такое проделывала– да еще со львами.

Катинка вышла из палатки на улицу.

– Как она только может, – сказала Катинка, содрогнувшись.

– Н-да, – говорил Бай с видом знатока, проверяя фокус «на ощупь»: хозяин предложил господину удостовериться, что змеи ползают «прямо по голому телу». – Точно, – говорил Бай, – по голому телу…

Укротительница змей самодовольно улыбалась, укладывая своих «проказников» в ящик.

– Да, сударь, она проделывала такие же штуки со львами.

– Восемь лет подряд, сударь, – подтвердила фрекен Теодора.

Хус и Катинка вышли на площадь. Начало смеркаться, зазывалы с упорством отчаяния наперебой старались перекричать друг друга с подмостков.

– По сниженной цене, любезная дама, по сниженной цене, – приглашал профессор Катинку, отирая пот «волшебным платком», – всего двадцать эре на двоих, заходите с сердечным дружком…

Катинка ускорила шаги. Бай с трудом их нагнал.

Толпа заметно повеселела. Пошатывающиеся мужчины с пением вклинивались в девичьи цепочки, и те с визгом рассыпались, у палаток стали миловаться парочки.

Громкий шум доносился из трактира и от жаровни черноглазой, где, кроме вафель, продавался уже и коньяк.

Прихрамывая, проковыляли три полицейских сержанта с палками. Это были инвалиды, получившие легкие ранения на войне, – надзирая за порядком, они держались вместе. Покрывая общий гул, из-за палаток и в толпе по временам раздавался вдруг пронзительный свист гимназистов.

Катинка с Хусом шли от палатки к палатке, деАая покупки, а сумерки тем временем все сгущались.

В палатках уже зажгли фонари – они бросали скупой свет на пряничные сердечки и коврижки. Торговки за высокими стойками натирали коврижки ладонью, чтобы те блестели, и на длинном лотке подавали их Хусу и Катинке.

Бай присоединился к жене и Хусу и тоже стал делать покупки.

Хус подарил Катинке маленький японский поднос. Она подарила ему медовую коврижку.

– Что же это ты, – сказал Бай. – Даришь Хусу коврижку… Подарила бы пряничное сердце… Хозяюшка! – крикнул он. – Дайте-ка нам пряничное сердце…

– Пожалуйста, сударь, вот сердце… и со стихами…

– Бай… – сказала Катинка.

– Сейчас хлынет дождь, – произнес Хус за их спиной.

– Черт побери! – Бай отошел от прилавка. Упали первые капли.

– Будет проливень, – сказал Бай.

– Можно укрыться в панораме, – сказал Хус.

– Правда. – Катинка взяла Бая под руку. – Пойдемте, – сказала она.

Толпа разбегалась по палаткам. Женщины и девушки прикрывали головы подолами и натягивали на новенькие шляпки носовые платки.

– Аи-аи, – сказал Бай, – гляньте-ка, нижние юбки стали верхними.

Девушки толпились под навесами, выставив наружу синие чулки и шерстяные нижние юбки.

Торговцы волокли под крышу свой товар, ругаясь на чем свет стоит. Гимназисты с криками выбегали из-под навеса и мокли под дождем.

– Вот мы и пришли, – сказала Катинка.

– Вся Италия, господа, за пятьдесят эре. – Хозяин говорил простуженным голосом, – его шея была обмотана шерстяными платками. – Милости прошу, можно обойти три раза…

– Как хлещет, – сказала Катинка. Она стояла под навесом у входа и, вздрагивая, выглядывала на улицу.

Дождь лил как из ведра. Площадь наполовину затопило водой. Трое блюстителей порядка, прихрамывая, бегали под зонтами, прилаживая сточные желоба.

Под навесами и в дверях толпились промокшие женщины, – вид у них был помятый.

В панораме было безлюдно и очень тихо. Только по крыше однообразно и громко стучал дождь. Стало прохладно.

После уличной сутолоки Катинка облегченно вздохнула.

– Как хорошо, – сказала она.

– Какой-то вид, – сказал Бай, заглядывая в глазок. – И вода, – сказал он и ушел. Он предпочитал попытать счастья у входа в панораму – вдруг удастся что-нибудь рассмотреть под шерстяными нижними юбками.

Катинка осталась на прежнем месте. Ей было так хорошо сидеть здесь вдвоем с Хусом, в тишине, нарушаемой только шумом дождя.

– Музыка больше не играет, – сказала она.

– Да, из-за дождя…

Оба прислушались к стуку капель.