У дороги

– Впрочем, и Густа тоже кое-чем поплатилась… Катинка сначала не поняла… она была такая вялая, ко всему безучастная.

И вдруг ее словно озарило, – широко открытыми глазами она уставилась в лицо мадам Мадсен.

– И вот ради такого аспида женщина себя вгоняет в гроб, – сказала мадам Мадсен.

Она помолчала, ожидая, что скажет Катинка. Но Катинка лежала молча. Только две слезинки скатились по ее щекам.

– Ну, ну, не надо, – сказала мадам Мадсен совсем другим тоном. – Я тоже хороша, дура этакая.

И мадам Мадсен удалилась.

– Мария, – сказала Катинка. – Открой занавески, пусть будет светло.

Мария раздвинула занавеси, дневной свет залил постель Катинки.

– Вы плачете, фру? О чем? – спросила она. Катинка повернулась к свету.

– Болит грудь? – спросила Мария.

– Нет, нет, – сказала Катинка. – Мне хорошо. Она плакала беззвучными отрадными слезами.

Потом слезы иссякли, и она лежала неподвижно, с несказанным миром в душе.

Настали последние дни золотой осени. По утрам яркое солнце затопляло кровать Катинки. Она предавалась сладким грезам, и руки ее тихо поглаживали нагретое солнцем одеяло.

– Фру так хорошо выглядит, – говорила Мария.

– Я и чувствую себя хорошо. – Катинка кивала, не открывая глаз, и снова тихо лежала в лучах солнца.

– Завтра я встану, – говорила она.

– А вы и впрямь теперь можете, фру… Катинка обернулась к окну.

– Словно лето вернулось, – сказала она. – Если бы только я могла завтра встать…

Она все время твердила об этом: только бы встать. Спуститься к беседке под бузиной.

– Какая она сейчас, бузина? Листья еще не опали? А розы? А вишни?.. Как она цвела, вишня, в прошлом году…

– Когда фру уезжала, все соседи наварили варенья, – сказала Мария.

– Вокруг было белым-бело…

Катинка все время вспоминала о саде. И каждую минуту говорила:

– Как ты думаешь, он мне позволит, разрешит мне… – Наверно, если выдастся солнечный день…

Доктор не явился, и после обеда Марии пришлось самой отправиться к нему.

Уже стемнело, а Мария все не возвращалась. Катинка лежала, не зажигая света. Она звонила в маленький колокольчик у кровати.

– Еще не приходила? – спрашивала она.

– Да ведь пока она дойдет туда, пока обратно, – говорил Бай.

– Как долго, – говорила Катинка. Щеки ее пылали лихорадочным румянцем.

Она прислушивалась к каждому скрипу двери.

– В кухне открылась дверь, – говорила она.

– Это метельщик.

– А ее все нет, – говорила Катинка.

– Этак ты опять захвораешь, – говорил Бай.

Она притихла, больше не звонила и ни о чем не спрашивала. Потом услышала, как Мария открыла дверь конторы. Катинка с бьющимся сердцем замерла под одеялом, но не произнесла ни слова.

– Что он сказал? – спросил Бай из конторы.

– На полчасика днем можно, – ответила Мария, – если будет солнечно. А хозяйка спит?

– Кажется, да…

Мария вошла в комнату. Катинка лежала молча. Потом спросила:

– Это ты?

– Да, фру, он разрешил немножко посидеть на солнышке, он сказал– в полдень…

Катинка отозвалась не сразу. Потом вдруг взяла Марию за руку.

– Спасибо, Мария, – сказала она. – Ты очень добрая.

– Какая у вас горячая рука, фру…

Ночью у Катинки был жар. Глаза у нее горели, она не могла заснуть. Но Марию она разбудила только под утро.

Мария выглянула из окна на улицу.

– Кажется, будет ясно, – сказала она. – Поглядите, как хорошо, – сказала она.

– Выгляни в кухонную дверь, – попросила Катинка с кровати. – С той стороны всегда набегают тучи.

Но и в кухонную дверь смотрело чистое небо.

– Я сама, я могу сама, – говорила Катинка. Держась за стенки, она шла по прихожей к выходу, на платформу.

– Как тепло, – говорила она.

– Тут ступеньки… Так – хорошо…

Ей было трудно идти по гравию. Она прислонилась к плечу Марии.

– Голова такая тяжелая, – сказала она.

Через каждые три шага она останавливалась и глядела вдаль, на поля и лес. Казалось, солнце высвечивает каждый лист в пестрой листве.

Катинке хотелось дойти до калитки перрона. Она постояла, прислонившись к забору.

– Какая она красивая, роща, – сказала она.

Она поглядела вдаль, на залитую солнцем дорогу.

– Там подальше межевой камень, – сказала она. Потом снова залюбовалась полями, лугами, чистым небом.

– Да, – сказала она, и голос ее был едва слышен, – как здесь красиво…

Мария украдкой утирала слезы…

– Но листья уже облетают, – сказала Катинка. Она повернулась и несколько шагов прошла одна.

Они вошли в сад.

Катинка умолкла. Они спустились через лужайку к беседке.

– Бузина, – только и сказала она.

– Здесь я хочу посидеть, – сказала она.

Мария укутала ее одеялами, и она, поникнув, молча глядела на залитый солнцем сад.

Лужайка была усыпана желтыми листьями с вишневых деревьев, на розовых кустах еще доцветали несколько мелких роз.

Мария хотела их сорвать.

– Не надо, – сказала Катинка. – Жалко, пусть цветут. Так она и сидела на скамье. Губы ее шевелились, точно она шептала что-то.

– Хус, бывало, любил здесь сидеть, – сказала Мария. Она стояла у скамьи.

Катинка вздрогнула. Потом сказала с тихой улыбкой:

– Да, он пришел бы посидеть сюда. Они пошли обратно.

У калитки Катинка постояла немного. Оглянулась в сторону сада.

– Кто будет здесь гулять теперь? – сказала она.