Читаем У друкарей и скоморохов полностью

— Поди, поди, Васенька, работничек мой, проводи гостя нашего. Он хмелён, ещё листы затеряет…

— Ты-то не усни, челом бью, Гаврила Иваныч. А то уснёшь и во двор не пустишь.

— Постучишь — пущу…

Проскрежетал засов.

— Да ну его, чего я там порастеряю… С тобою словом перекинуться хотел. Не, сам понесу… Слышь, а не хочешь ли с нами, с весёлыми, побродить? Глядишь, зайдём и на Украину — родичей своих, сын иноземский, найдешь…

Васка молчал. Бажен отвлекся, изо всех сил стараясь показать встречной девице, как его поразила её красота. Девица скромно потупилась и прижалась к забору, уступая дорогу. Васка и себе приосанился.

— Вот отчего так жаль кажный раз из Москвы уходить! Где ещё таких скромниц найдешь? Чистенькие, нарумяненные, и ведь каждая себе на уме! Я вот про что: завтра наша ватага уходит… или послезавтра. Надумаешь с нами — приходи завтра в Зелейный ряд, к той лавке, где немец Мартынка сидит, зубы трет пилкою булатной и вырывает. Редкий мастер, да… Я там буду рядом в два часа, дело есть одно.

Новый друг обнял его на прощанье и пошел по деревянной мостовой, приплясывая и посвистывая. Гость залётный, иного, праздничного мира житель. Васка завистливо вздохнул. Что ж, время подумать у него есть.

Глава вторая. О том, что приключилось с Ваской после побега от дядьки Гаврилы, и немного о весенней Москве 1629 года

Утро выдалось ясное и солнечное. Ледок меж торцами мостовой совсем уж растаял, когда Васка, беспокойно озираясь, протолкался-таки к верхним торговым рядам Китай-города. Крик тут, несмотря на ранний час, стоял страшный, однако мальчик от волнения и не слышал ничего, точнее слышать-то слышал, а слов не разбирал. Вот и условленное место. Немец Мартынкa поднял глаза на подошедшего слишком близко Васку, неверно понял выражение его лица и, вытирая руки о кожаный передник, процедил:

— Зуп рват — пятак давайт.

Парнишка отшатнулся испуганно, отбежал от немца и огляделся ещё раз: неужто опоздал? Тут с недальней Спасской башни раздался скрежет, потом два дребезжащих удара. Это огромные, хитро устроенные часы боем оповестили если не всю Москву, то Кремль, Зарядье и Занеглименье уж точно, о том, что с рассвета сегодняшнего апреля 20 дня года от сотворения мира 7137-го, а от Рождества Христова — 1629-го минуло уже два часа. Васка немного приободрился: опоздал не он, а весёлый.

Потом задумался о своём и прозевал, задумавшись, как немец сторговался с ражим посадским. Сидел тот уже на лавке, разинув рот, а Мартынка усердно перетирал ему чёрною, блестящей по низу пилкой один из последних зубов. Дядька Гаврила тоже зубами страдает, однако предпочитает дешёвую знахарку, а в крайности — сам выдёргивает зуб ниткой… Вдруг мужик завопил, вскочил и, по-русски широко размахнувшись, нацелил мастеру в ухо правый кулак. Мартынка ловко увернулся и отскочил, закрываясь пилкою. Мученик, рыча, уселся снова.

Васка почуял на себе чей-то внимательный взгляд и пугливо обернулся. Нет, то не дядька Гаврила: незнакомая старуха, поджавши губы, шныряет глазами по толпе. На всякий случай беглец протолкался от неё подальше.

Часы отбили ещё полчаса. Васка растревожился не на шутку. Он сошёл со двора самовольно, ключ оставив у соседа. Страшно представить, какая таска ждет его, если не успеет вернуться домой раньше хозяина. А если и успеет — сосед все равно не смолчит…

Тут над головами прохожих заколыхался знакомый, лихо заломленный колпак Бажена. Васка подпрыгнул и, бешено работая локтями, устремился в ту сторону. Старуха опередила его.

— И ещё она, зоренька моя ясная, грамотку к тебе изволила отписать…

Васка воззрился на скомороха с особым почтением: ни отец покойный, ни дядька Гаврила грамоток на его памяти не получали.

— Ай-я-яй, даже грамотку отписала, — Бажен улыбался насмешливо и, как юному его дружку показалось, несколько разочарованно. — Позавчера ведь только, виделись, ай-ай… А ты зачем тут, подмастерье? Как там, у хозяина твоего, головка не болит ли?

— Баженко, мы с тобою…

— Грамотку, грамотку прочти — и возверни!

— Тошно мне честь скорописное, ты уж, мать, не обессудь. Эй, приёмыш Гаврилов, тебя как кличут? Запамятовал я…

— Васькой. Неужто ты?..

— Вот что, отче Василие, прочитай-ка мне сию грамотку.

Старуха зашипела. Скоморох, не допуская её до паренька, спокойно протянул ему письмо. Васка прочёл: «Любезнейшему дружочку моему Бажену Игнатьевичу», потом перевернул грамотку и бережно отогнул сперва правую и левую её части, а затем верхнюю и нижнюю. Откашлялся.

— «Государю моему и другу сердечному Бажену Игнатьевичу ведомая тебе, мой свет, добра желательница низко челом бьет. Здравствуй, дружок мой любезнейший, на все многие впредь будущие лета, а про меня изволишь знать, что я на Москве в тереме батюшкином здорова. А хотя и здорова, да не могу дождаться тебя, друга своего любезнейшего, чтобы обнять и в сахарны уста бессчетно поцеловать…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Повесть о Ходже Насреддине
Повесть о Ходже Насреддине

Книга Леонида Соловьёва о похождениях весёлого народного героя, основанная на народных анекдотах о великом защитнике простого люда Ходже Насреддине. Но в этой книге анекдоты о жизни и деяниях Ходжи Насреддина превращаются в своего рода одиссею, в которой основное путешествие разворачивается в душе человека.«Возмутитель спокойствия» Ходжа Насреддин, весёлый бродяга тридцати пяти лет от роду, в зените своей славы возвращается в Бухару. Он остр на язык и гибок умом, он любит простых людей и ненавидит несправедливость. Недаром от одного его имени трепещут правители Средней Азии. Но в родном городе его не ждёт спокойная жизнь. Эмир Бухары и его приближённые не дают жизни своим подданным.«Очарованный принц» Пятый десяток пошёл Ходже Насреддину. Он обзавёлся домом в Ходженте и мирно жил со своей женой и семью ребятишками. Его верный спутник в былых странствиях — ишак — тихо жирел в стойле. Казалось ничто, кроме тоски по былой бродячей жизни, не нарушало ставшего привычным уклада. Но однажды неожиданная встреча с необычным нищим позвала Насреддина в горы благословенной Ферганы, на поиски озера, водой которого распоряжался кровопийца Агабек. Казалось бы, новое приключение Ходжи Насреддина… Но на этот раз в поисках справедливости он обретает действительно драгоценное сокровище. Вторая книга Леонида Соловьёва о похождениях весёлого народного героя. Рисунки художника С. Забалуева (изд-во «Молодая гвардия», 1958 г.)

Леонид Васильевич Соловьев

Проза для детей