У границы мрака

– Флюктуация может родиться по любой причине, в том числе и от вторжения элементарной частицы. Сон Вани-куна, кстати, очень напоминает описанный мной вариант.

– Это реально? – спросил Вересов.

– Теоретически, – ответил Ядогава, подумав. – Если верить постулатам теории.

– А если не верить?

– Ну-у… не знаю, Даль-сан… спросите лучше у нашего осведомлённого друга.

– Копун?

«Я не космолог, – услышал Иван мыслеголос Вестника, – к сожалению. У меня нет никаких данных о будущем Вселенной. Я всего лишь функционально ориентированный искусственный организм».

«А у Мертвеца нет записей? Может, Предтечи летали за пределы Вселенной?»

«Чтобы проверить, мне нужно время».

«Начинай, вдруг найдёшь что интересное?»

«Попытаюсь».

– Копун, что молчишь как рыба об лёд? – повторил вопрос Вересов.

– Он изучает материалы Мертвеца, – торопливо проговорил Иван. – Пока что у нас есть только один неопровержимый факт: мы прошли последнее сгущение тёмной материи. Впереди ничего не видно.

– Говорю же, надо поворачивать, – сказал Мишин. – Ничего и никого мы не найдём.

– Но толкиновцы и их предки зачем-то ломилась к границе Вселенной? – заговорил Роман Лапиков, самый тихий боец группы Вересова.

– Теперь уже не у кого спрашивать, какова была их цель. Какой смысл бежать сломя голову за границу, если неизвестно, что тебя там ждёт?

– Пессимист ты, Слава, – фыркнула Марфа.

– Возражаю, я не пессимист, я реалист. Помните, лет сто назад возникла поговорка: оптимист изучает русский язык, пессимист – английский, а реалист – китайский? И кто оказался прав? Китайцы практически правят миром.

Сидевшие каждый в своём защитном модуле космолётчики засмеялись.

– Не знал, что и ты националист, Слава, – сказала, давясь от смеха, Марфа.

– Ничего я не националист, – мрачно возразил Мишин. – Хотя за Русь-матушку пасть порву! Самые известные на всю планету нацисты, как известно, укры. Они и столетие после Майдана готовы резать и жечь кого угодно, кто станет на их пути.

– Чем тебя достали укры?

– Я же говорю – он не выспался, – произнёс Лапиков.

– Отдыхаем, – сказал Вересов. – Можно на полчаса отлучиться, попить кофе или селенго.

– Даль-сан, разрешите, я присоединюсь к нашему другу Копуну? – спросил Ядогава.

– Не возражаю.

Ложементы раскрылись, кроме кресла ксенолога, выпуская седоков.

Иван подошёл к Елизавете.

– Идём пить кофе? У меня в горле пересохло.

– Нет, я к себе, – отказалась женщина, – приведу себя в порядок.

– Ты и так в порядке, – не понял он ответа.

Она улыбнулась.

– Это другой порядок, женский, мужчине он недоступен. Иди со всеми, я подойду.

Собрались в кают-компании, включили кофемашину.

Лапиков вывесил на видеостены помещения пейзаж с горами и красивым каньоном, повеяло земными запахами, усилившими ностальгию по земной природе.

Притихли, берясь за чашки и разглядывая каньон.

Вересов извинился, вышел, но вскоре вернулся.

Заговорили о том, кто в каких переделках побывал до полёта на борту «Дерзкого».

Ивану было о чём рассказать, но он молчал, потягивая вкусный напиток. Рассеянно думал о том, куда полетит с Елизаветой после возвращения, думал о Копуне, о залежах информации Мертвеца, требующих огромной работы по её изучению, о том, что их ждёт. Мысли текли вялые, ленивые, словно он ещё не совсем проснулся, но это не беспокоило, как не волновало и то, какое решение примет Вересов. Он даже испугался, обнаружив, что клюёт носом, потом вспомнил о бессонной ночи (в отличие от хорошо выспавшегося Мишина, проводившего большую часть свободного времени на койке) и успокоился.

Пришла Елизавета, ни капли не изменившаяся, подсела к Марфе, и они, как обычно, тихо заговорили.

Мужчины, наоборот, замолчали, потеряв интерес к общению.

Вересов глянул на коммуникатор.

– Ну что, господа разведчики, пора по местам.

И в это время в кают-компанию буквально ворвался Ядогава Хироси.

– Даль-сан!

Мужчины дружно встали.

– Что?! – шевельнул железными губами Вересов.

– Мы с Копуном выяснили…

– Что вы выяснили?

– Слава-сан спрашивал, каков был смысл предкам создателей Вестника, да и Предтечам, бежать за границу Вселенной. Смысл был!

Вересов указал на стул.

– Присаживайтесь, Ядогава-сан. Кофе будете?

– Буду. – Ксенолог рухнул на стул.

Переглянувшиеся космолётчики сели на свои места. Иван передал Ядогаве чашку россиано.

«Копун, что вы там нарыли, из-за чего твой партнёр так возбудился?»

«Пусть он сам расскажет», – корректно ответил Вестник.

Ядогава сделал большой глоток. Глаза его заблестели.

– Я предполагал нечто подобное…

– Пейте, не торопитесь.

Иван уловил тревожный взгляд Елизаветы, пожал плечами, заинтересованный реакцией японца не меньше остальных.

Ядогава поставил чашку на столик.

– Итак, смысл бегства, он очень прост. Настолько прост, что не верится. Это было бегство от войны!

В кают-компании наступила тишина.

Вересов сменил пейзаж видеостен: помещение затопило сияние «снега» – того, что окружало «вселенолёт».

Женщины смотрели то на этот «снег», то на эксперта и молчали. Молчали и мужчины, обменявшись взглядами.

– Ну и… почему… – нарушил молчание Мишин.