— Они сами сегодня пьют и радостное событие отмечают. На меня внимания никто не обращает. Сегодня я для них не командир, а такой же мужик, как и они. Посмотри на Варнавина! Лидка ни слова не сказала за все время, не то, что ты! Вся извонялась! Катись отсюда! Надоела ты мне! У всех жены, как жены, одна ты, как незнамо что! Посмотри на невесту, тоненькая, стройная. Лидья у Алексея тоже в норме. А ты? Расползлась, обабилась. Хоть бы дите родила, что ли! Степанов в открытую говорит, что ребенка заведут, а ведь Маринке учиться надо. Нам по сорок лет и детей нет. Все тебе не то: ах, еще на машину не заработали, ах, мне шубу норковую охота, ах, квартиру в большом городе! Пошла ты, корова!
Подполковник решительно встал, отбросил в сторону вцепившуюся в рукав руку и направился на другой конец стола к Ивану Николаевичу, разговаривавшему “про жизнь” со сватом:
— Мужики, не помешаю?
— Садись, Петр Леонидович! Рады будем. Выпьешь?
— С удовольствием! В хорошей компании грех не выпить! — Пожаловался: — Моя совсем меня загрызла: не пей, не пей!
Сергей Мартынович посмотрел в сторону подполковничьей жены, шагавшей к двери, словно танк:
— Чего это она уходить собирается? Не дело со свадьбы не вовремя смываться. Сейчас задержим…
Собинов с искренним ужасом вцепился в рукав Степанова:
— Пусть катится! Не останавливай! Ради Бога не надо!
Сватья переглянулись. Командирская жена умчалась в ночь. Никто этого не заметил, кроме троих мужиков. Петр Леонидович облегченно вздохнул:
— Фу, ты! Будь она не ладна! Ох, мужики, не поверите. Совсем жизни не стало. Командир я только в части, а так незнамо что! Сорок лет, а я детского голоса в доме не слыхивал, окромя чужих ребятишек. Только и ноет, то ей подай, другое ей охота! А я? Я ребенка хочу на спине потаскать! Не хочет она видите ли пеленки стирать! У Варнавина трое шалопаев бегают, топают, а она только и ворчит: мешают ей телевизор смотреть! У вас вот дети уже взрослые, а я кому нужен? Эх, выпьем что ли, еще по одной!
Иван Николаевич посочувствовал:
— Плохо дело, коли такие мысли стали в голове роиться! Тут сам должен решать.
— Вот я и решаю. Развестись думаю, да взять с дитем. Как свое растить буду. А если еще одного родит, только в ноги поклонюсь. Вот офицеры говорят постоянно: “Командир, ему легко приказывать, а ты выполняй”. Никто не задумается, а каково этому командиру живется? Смотришь на иного лейтенанта: коляску везет, с женой идет под ручку, воркуют о чем-то, смеются и такая зависть охватывает. Не было у меня такого, не было! И все она, проклятая, жизнь завесила! Конечно, сам хорош, надо было настоять на дите! Не сумел!
Повернулся в сторону молодых и гаркнул, подняв рюмку вверх:
— Горько!
За столами дружно вскочили и подхватили:
— Горько! Горько!
Марина и Саша встали. Он, чуть прихватив фату, наклонился и за этой прозрачной шторкой поцеловал невесту. Эльза Юозасовна смотрела на счастливое лицо сына и уже не жалела, что невеста столь юна. Нашла глазами мужа, лихо опрокинувшего рюмку водки, но подходить не стала. Не захотела мешать мужскому разговору. Страсти между тем накалялись. К командиру присоединился подвыпивший Варнавин. Послушал очередную жалобу на жену и выдал совет:
— Я, Петр, давно смотрю, что у тебя в семье не клеится. Хотел и раньше поговорить, да вроде не удобно. А сейчас молчать уже не могу! Ты не обижайся, что скажу! Работать твоей Ларисе надо, тогда может и за ум возьмется. В сорок лет рожать вроде и поздновато для бабы, но если жирок сбросит — родит. Поставь ей ультиматум — или ребенок или развод! Задумается! Она у тебя привыкла легко жить. Солдаты огород копают, солдаты продукты привозят. Однажды видел, как первогодок у вас полы мыл…
Командир аж из-за стола взвился:
— Когда-а? Ты чего выдумываешь, Алексей?!
Алексей положил ему руку на плечо и заставил сесть:
— Да нынче летом. Я думал ты знаешь…
Собинов брякнулся за стол так, что уронил локтем тарелку. Обхватил руками голову и взглянул Варнавину в глаза:
— Ни хрена я не знаю, Алексей! Веришь? Значит, Лариска уже и полы перестала сама мыть? Ну, стерва, покажу я ей сегодня ультиматум! Меня позорить?..
Замполит посоветовал:
— Ты с ней на трезвую голову разбирайся, а то ведь и начальству начнет жаловаться. Она у тебя такая…
Собинов оперся локтем в стол и положил голову на ладонь:
— Вот смотрю я на вас с Лидьей, Алексей и завидки берут! Пацаны, как на подбор, глазами в жену, а хватка твоя проглядывает. Вот ты выпиваешь сейчас, твоя и не поглядит, а моя силком рюмки отбирает, да еще и ругает. Хотя сам знаешь, меру я знаю! Вот объясни мне, почему твоя молчит? Утром ни слова не сказала за выпивку и бутерброды поставила.
— Да потому и молчит — свадьба на то и свадьба, чтоб выпивать, да закусывать. Лида у меня понимает, когда рюмку отобрать, а когда не стоит.
— Значит, тоже отбирает?
Варнавин задумался:
— Вообще-то не было такого еще… Хотя говорить, чтоб поменьше выпивал, говорила. На людях скандала со мной она ни за что не затеет. Позорить ни себя ни меня не станет!
Ушаков встрял в разговор: