У каждого свой путь в Харад

Их путь уже давно ушел прочь от Петли и окружавших ее лесов, и вокруг, на сколько хватало глаз, простирались заснеженные поля и луга. От деревни к деревне бежала собачья упряжка, забавляя своей необычностью выскакивающих поглядеть на нее ребятишек. Кое-кто тут же вытаскивал своего упирающегося дворового барбоса и пытался впрячь его в санки. Санки переворачивались, и убегавший со всех лап перепуганный пес скрывался под крыльцом.

– Смотри-ка, оголтелые какие-то на собачках катаются! Ой-ой! – судачили у колодцев кумушки. – Куда бегут-то, не понять. Давеча на лошадях за каким-то харадцем-душегубом охотились все вокруг. Спрашивали – был такой? И вот нет, чтоб соврать – надо ж было честно ответить, что да, был. Пролетел на вороном жеребце, сам смуглый, волос черный как смоль и глаза бешеные, тоже черные. Все огороды дружинники опосля него поистоптали, все в хатах да в погребах перевернули вверх дном. Хотя и в этом какой-никакой прок был – банды все поугомонились, те, кто по лесам лихоманил, домой воротились и сели тихонечко на завалинке. Белье и то перестали с веревок тырить. Красота, а не жизнь пошла! И вот – на тебе, только дружинников унесло восвояси, так пожалуйста, новая невидаль – собачьи наездники появились! Вот и думай теперь, чего бояться – может, и за этими дружину принесет нелегкая, леса прочесывать да по закромам чужим шарить!

В эту ночь им повезло, они ночевали в заброшенном сарае на окраине деревни. Над головой была крыша, почти целая. А когда закрылась скрипучая дверь, собаки тоже расслабились, дав возможность поспать даже своему охранному инстинкту.

Становилось все холодней. В сарае не было возможности развести огонь. Места только-только хватило затащить внутрь сани и разместить собак.

Листопад спал рядом с берегиней на санях. Сквозь сон они двигались друг к другу в поисках тепла. И перед рассветом уже крепко обнимали друг друга.

Мужчина проснулся первым и обнаружил, что его руки прижимают к себе Оденсе, а она обнимает его в ответ. Он довольно улыбнулся, потом тихонько коснулся губами лба берегини и выбрался из-под вороха одеял и шубы, стараясь не разбудить ее.

Нужно было раздобыть еды для себя и покормить собак, прежде чем отправляться дальше в путь. Когда он был уже за дверью, до него донесся кашель.

«Берегиня с кашлем? Как-то это подрывает веру во всемогущество целительства».

– Я сегодня выяснил одну удивительную вещь, – сообщил Листопад, вернувшийся с крынкой молока и завернутыми в тряпицу хлебами.

– Какую? – спросила Оденсе. Она умывалась у колодца. Вода была студеной и обжигала кожу, но это было лучше, чем обтираться снегом в лесу.

– Я все не мог понять, почему за нами дружинников не послали. Едем себе спокойно, как на прогулке. И никакой погони, никаких препонов. Все-таки нешуточное дело – напали на монаха, отняли упряжку. А оказывается, посылать-то некого было. Помнишь разговоры про убийцу из Веньеверга? Сейчас все заняты тем, что его ловят по всем лесам и полям Потлова.

Оденсе вдруг закашлялась, затрясла кистями рук, и с кончиков пальцев сорвались искрящиеся капли воды.

– Что с тобой?

– Холодный воздух. Наверное, простыла. Что ты принес? О, свежий хлеб! Дай мне! – Оденсе вытащила из-под края тряпицы булку, разломила ее и откусила от еще теплого края. – Мм, как вкусно! Хочешь?

Монах кивнул, и девушка протянула ему половину булки.

– То есть уже не кажется странным, почему это за всю дорогу нам ни один дружинник не встретился?

– Глубокомысленное замечание. – Листопад улыбнулся, наблюдая за тем, как она, отряхнув крошки, щурится, подставив лицо скудным солнечным лучам. – Последнее время дружина в Потлове малочисленна. Большая часть, как смута началась, была отослана в приграничную с Рыманом область. Так вот те, кто остались при князе, пока мы грабили монаха, заняты были преследованием харадского убийцы. А теперь все они отправились обратно в Веньеверг. Вот мы и разминулись…

– Ну, это к счастью, – улыбнулась берегиня. – Поехали?

– Сейчас поедем, только сначала молоко выпей. Мне его без крынки продали. Вон, видишь тетку в окне? Она сказала – крынку вернуть. Видшь, стоит занавесочку все поправляет, а на самом деле охраняет крынку.

Ночью Листопад проснулся оттого, что напряженно дернулся собачий бок, уже привычно согревающий его спину.

Пес поднял голову, он смотрел в сторону реки. Туда же смотрели и все остальные собаки, словно порыв ветра одновременно повернул в ту сторону их морды.

– Что? – шепотом спросил Листопад, приподнимаясь на локте. Пес повел в его сторону ухом. И, разумеется, ничего не ответил.

В следующий миг монах услышал тот звук, который раньше разбудил собак.

Под чьим-то весом крошился, обламываясь и уходя под воду, лед. Он не трещал, а еле слышно скрипел, и затем следовал слабый, словно ленивый всплеск, и снова скрип. Листопад сорвался с места и поднял вместе с собой за ошейник вожака, бросив тихое «лежать!» всей остальной своре.

Он уже понял, что значат эти звуки.

Ноги донесли его к берегу в считаные минуты.