У каждого свой путь в Харад

Конечно, в ордене знали, что в деревнях, бисером рассыпанных от берегов Вейерсдаля до Харивайда, то тут то там появляется и работает старая берегиня, травница Ильсе. Орден отслеживал передвижение каждого из представителей Светлого Братства. Одних притеснениями заставляли бежать все дальше и дальше, выгоняя за границы государства, других подвергали аресту, и путь их оканчивался где-то в темных казематах Хальмгардских тюрем, а за третьими было велено наблюдать с безопасного расстояния.

Кто разделил все Братство на группы и как Советом ордена решалось, какую берегиню к какой группе отнести, Листопад не знал. Он мог лишь предполагать, что, раз курировать этот район было поручено ему одному, ныне покойная Ильсе не представляла для ордена особой угрозы.

А может, все дело было в том, что в ордене знали, что травница не зря вернулась в родные места. Берегини в преклонных летах не из-за сантиментов посещали места, где прошло их детство. Они возвращались, чтобы обрести покой. Замкнуть кольцо жизненного цикла там, где он начался. Ильсе перебралась сюда, предчувствуя приход смерти. Уж в чем в чем, а в смерти монахи разбирались лучше многих.

Монаха, прибывшего вслед за травницей на побережье, поселили в стоящем на окраине деревянном срубе. Хозяйка – вдовая Яная Сиг Риябо Отарик, бездетная женщина средних лет, и сама вела почти отшельнический, монашеский образ жизни. Она не ходила по гостям, не перемывала соседкам косточки, встретившись с кем-то из знакомых, предпочитая проводить все время в огороде или саду.

Листопад видел, что это нисколько не нравится ей, и женщина занимает себя делами только для того, чтобы отвлечься от тлеющего глубоко внутри ее одиночества. Самые задушевные беседы велись хозяйкой вечерами перед разожженным очагом с пятью разномастными кошками.

Трепет огня отражался в длинных зрачках внимательных глаз всегда понимающих ее слушательниц. И порой для подобных бесед совсем не надо было слов. Покачивалось кресло, мурчала на коленях кошка, позволяя почесывать себя за ухом, и мысли Яная Сиг текли куда-то и иногда даже казались высказанными.

Конечно, ее поведение донельзя раздражало односельчан, так что решение старосты подселить пугающего всех постояльца именно в дом Отарик можно было считать не случайным.

Однако Листопад вел себя тихо, и хозяйка, очень скоро привыкнув к его присутствию, почти перестала обращать внимание на странности в его внешнем облике. Только категорическое нежелание многочисленных кошек оставаться с гостем под одной крышей приводило ее в замешательство.

В ночь, когда травницы не стало, Листопад проснулся от видения, которое можно было бы назвать сном, если бы оно прекратилось в момент его пробуждения.

Раскрыв глаза и понимая, что смотрит в хозяйский потолок, не раз и не два покрытый побелкой, монах тем не менее отчетливо видел нависшее над собой темно-синее небо с распускающейся на месте луны серебряной розой. Звезд не было – на их местах сияли перламутром осколки кем-то несыгранных мелодий. Листопад знал, что не спит, но ему не казалось в тот момент странным, что можно видеть звук. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к лепесткам нависшего над ним цветка. Монах почти коснулся его – зеркально отразились во множестве изогнутых поверхностей его пальцы. От холода его ладони запотели, туманом покрылся самый ближний лепесток, по которому слезой прокатилась капля.

– Ах… – выдохнул Листопад.

– Ах… – гулко ответила вселенная, и в следующую секунду пространство приняло свой привычный вид, отбросив монаха спиной вниз, в бездну. Прочь от розы, прочь от луны. Земное притяжение навалилось тяжестью. И ему вдруг стало нечем дышать.

Хватая ртом воздух, монах кое-как добрался до окна, распахнул его, впуская колючий осенний ветер. В следующий момент он увидел, как небо над деревней озарила неяркая, но вполне отчетливая вспышка, которая медленно таяла, превращаясь в отблеск на облаках.

«Похоже, старушка все-таки умерла, – догадался Листопад. – Так вот как уходят берегини! – пронеслось в его голове. – Достаточно эффектно, ничего не скажешь. Интересно, кто-нибудь, кроме меня, заметил это представление?»

Утром он отправил с одним из местных парней письмо в управу ближайшего города. Письмо было более чем кратким: «Свидетельствую о том, что берегиня Ильсе, более известная как травница, скончалась».

Листопад не стал дожидаться из столицы официального ответа на свое сообщение, с которым должна была прийти грамота, подтверждающая для него смену статуса работы в этой местности. На это, по его расчетам, могло уйти больше трех недель. Впрочем, для него это была не более чем формальность. Уже несколько недель прошло с тех пор, как он вылечил своего первого в этой деревне больного. Монах оказал помощь при первой же просьбе.