У колыбели науки

Книга написана в жанре научно-популярной литературы. Но тут требуется одна существенная оговорка. На мой взгляд, популярность вовсе не предполагает той облегченности изложения, когда серьезные проблемы преподносятся этаким сюсюкающим и бодрящимся языком примитивных беллетризаций, когда интерес читателя подогревается всецело внешними средствами, когда вопрос разжевывается так, что читателю остается только бездумно глотать сладенькую кашицу.

Популярное изложение — это то изложение, где предполагается, что у читателя у самого есть «зубы», оно стремится увлечь его самой проблемой, ходом исследования, которое не облегчает работу мысли, не устраняет предупредительно все сложности и тернии на пути самостоятельных исканий читателя, а стимулирует его к этому.

Такая популяризация не исключает, а, напротив, предполагает постановку новых, дискуссионных вопросов и нетрадиционное их освещение. Книга может подвигнуть на активную работу мысли, на поиск только тогда, когда она сама представляет собой поиск.

В работах популярного жанра стало почему-то традицией не давать ссылок на цитируемую литературу и источники. Вряд ли это оправданно, ведь ссылки не просто реквизит эрудиции, они вводят читателя в круг работ по данной теме, служат своеобразными вехами и указателями на пути дальнейших занятий проблемой. Исходя из этих соображений, я ссылался в тексте на основную, доступную широкому читателю литературу, которая могла бы дополнить сказанное.

Нельзя не отдать должное авторам тех источников, которые использованы в книге. В этом смысле я особенно обязан работам советских философов-античников: А. Ф. Лосева, А. О. Маковельского, С. Я. Лурье. Ряд ценных советов и рекомендаций в ходе работы над рукописью я получил от члена-корреспондента АН СССР Ю. А. Жданова и доктора философских наук М.И.Сидорова.

ЛЮБО ЛИ ВАМ ЛЮБОМУДРИЕ?

(Вводная глава)

Пусть никто, пока он молод, не откладывает занятий философией.

Эпикур

В юношеских письмах Антуана де Сент-Экзюпери имеется верное и глубокое наблюдение. Правильное, культурное мышление, замечает он, одно из самых драгоценных качеств, во всяком случае, оно должно было бы считаться самым драгоценным. «Но вы, наверное, сами заметили, что люди всячески стремятся обогатить свою память, свои познания, упражняются в красноречии, но они почти никогда не заботятся о культуре мышления. Они стараются рассуждать логически, не заботясь о том, чтобы правильно мыслить. Они смешивают эти вещи»[4].

Мы часто говорим о культуре поведения, о культурности человека в более широком смысле слова. Но культура мышления — что это таксе?

Быть может, по аналогии с поведением, это когда человек мыслит и говорит вежливо, обходительно, когда мысль течет, как ручеек журчит? Бывают такие сладкоголосые говоруны — заслушаешься! Он если и захочет опровергнуть вашу точку зрения, то сделает это так тонко, так изящно и изощренно, на таких медовых переливах, что вы, чего доброго, сочтете оскорбление за комплимент.

Но ведь и для достойного поведения одной внешней добропорядочности и предупредительности мало, а что касается такой деликатной сферы, как интеллект, ум, мышление, то тут дело обстоит, конечно, еще сложнее.

Культура мышления не просто смекалка и ум «первозданный», а ум определенным образом развитый, обогащенный, культивированный. Это не дар природы и наследственности, а «дар» общества. А если так, то естествен и вопрос: как научиться культуре мысли? В чем она состоит? Не проявляется ли она прежде всего в умении рассуждать логично, последовательно, упорядоченно? Конечно, это необходимо, как необходимо дышать, ходить не спотыкаясь. Но если человек сочтет свою способность дышать за высшую ценность и начнет ее всячески культивировать, то превратит себя лишь в подобие кузнечного меха, причем подобие довольно несовершенное.

Со времен Аристотеля и вплоть до наших дней живет и здравствует среди некоторых философов и педагогов предрассудок, что стоит только человека обучить особым приемам рассуждения, натаскать его умению строить силлогизмы в строгом соответствии с правилами и законами формальной логики — и мыслитель готов. Схоластическая философия в свое время усердно выполняла эту программу: поставляла обществу в изобилии начетчиков и педантов, «унылых наборщиков готового смысла» (О. Мандельштам), мысль которых пульсировала четко, как часовой механизм, и ритмично вращалась по циферблату строго отработанных догматов — все на одном месте.