У Лаки

Ахилл покинул остров Итака в шестнадцать лет с янтарными четками отца в кармане. Его дядя, сиднейский торговец рыбой, предложил поручиться за мальчишку, если тот соврет миграционной службе о своем возрасте. Отец Ахилла объяснил, что это предложение равносильно кабале, что первые месяцы в Сиднее придется тяжко. Он был рыбаком и с каждым месяцем уходил все дальше и дальше в Ионическое море: в лодке он говорил на ломаном итальянском, пытаясь обмануть рыбу, заставить ее думать, что он плохо разбирается в своем ремесле. «Море хранит в себе тайны, – говорил отец. – Гораздо лучше торговать рыбой, чем ее ловить». Мать Ахилла, которая придерживалась того же мнения, сказала сыну, что он должен остаться холостым, выплатить долг дяде, преуспеть в Сиднее и вернуться домой, спасти родителей от нищей жизни.

Когда двенадцать лет спустя Ахилл вернулся на Итаку вторым классом, он обзавелся плешью на макушке, как у отца. Свой камвольный костюм Ахилл купил на деньги от рубки тростника на сахарных плантациях на юге Квинсленда, где работал после увольнения из рыботорговцев, – устал от невзначай гонявших его в хвост и гриву жестоких кровных родичей. А самое главное, он привез большое кольцо с опалом, которое, как он думал, произведет впечатление – на кого-то, кто не поймет или не озаботится, насколько он пуст внутри.

У Ахилла было два желания: заиметь жену и деньги на строительство кафе. Он не потрудился привезти семье подарки. Только смотрел на открытки в газетном киоске на набережной в Сиднее, прикидывая, во сколько это обойдется, а потом передумал. Кто-нибудь с Итаки присылал ему открытки? Хоть кто-нибудь откуда-нибудь? К тому времени родители уже давно не надеялись, что Ахилл будет их кормильцем в старости. Он сам давно не писал родителям, и они думали, что с ним нет связи, что он скитается с места на место. Иногда они боялись, что его уже нет в живых.

Если Вати, их деревня, и изменилась, то Ахилл этого не заметил. Ему было плевать. Родительский дом представлял собой квадратную постройку с белеными стенами, скатной крышей и желтой дверью, которая выходила на гору Нерит.

Ахилл сел и сказал матери с отцом то, что давно вертелось на языке: он был слишком юн, когда они его отослали. Ему хотелось, чтобы им стало неуютно, чтобы на их лицах отразилась вина; зарыдай они – и Ахилл поблагодарил бы Бога за такое зрелище. Родители не проронили ни слезинки.

Сидя за их обеденным столом с фетровой шляпой на колене, Ахилл даже не пытался скрыть недовольство всем вокруг (стол шатался, кофе был недостаточно сладким), и матери пришло в голову, что сын, видимо, злился на них изо дня в день, из года в год – все то время, что они проводили в разной степени беспокойства и сожаления о нем. И вот итог. Они втроем едва ли могли общаться друг с другом. Для Ахилла дождь, обрушившийся на деревню, темное осуждающее небо отражали его чувства и оказывали своего рода поддержку.

– Вам должно быть стыдно за то, что вы меня отослали, – сказал Ахилл.

– Знай мы, что ты будешь столь несчастен, мы бы так не поступили, – ответила мать. – Но теперь ты здесь. Почему бы тебе не устроить жизнь на Итаке или даже на Кефалонии?

– Уже слишком поздно.

К этому времени Ахилл приобрел раздраженный, резкий тон – характерную черту на всю оставшуюся жизнь. Ахиллу быстро организовали брак с Элефтерией, творчески настроенной дочерью деревенского портного, и они обвенчались 22 августа в часовне Спаса Преображения в Вати. Ее приданное и его сбережения позволяли им открыть собственное кафе в Сиднее. Ахилл уже выбрал место.

На участке земли, принадлежавшем Ахиллу в Бардвелл-парк, можно было построить кафе, примыкающий к нему дом и разбить большой сад с оливами, инжиром, апельсинами и лимонами. А самое главное – Ахилл планировал выращивать виноградную лозу, в тени которой мог бы однажды сидеть удовлетворенный, больше не гонимый амбициями и гневом.

Кафе возвели за шесть недель.

– Что означает твоя фамилия? – спросил каменщик по имени Том.

– Аспройеракас – это белый ястреб.

– Так назовись Уайт или Хоук, – заявил Том, словно решил за Ахилла проблему, над которой они ломали голову неделями.

Он не собирался менять фамилию. Не все греки в то время верили в необходимость сокращения или англизации. Ахилл последовал примеру Калокериноса, Пападаматиса, Морфопоулоса, Варварессос. А что касается имени, так он уже переделал его из «Ахиллеас» в «Ахилл»: он считал, что столь буквальная аллюзия поможет его стремлениям. Герой «Илиады» бескомпромиссен, уникален, он никому не служил, и такого нельзя было обмануть.