Покровский кивнул. Он слышал, что на том пруду сто с лишним лет назад пламенные революционеры казнили предателя с запоминающимся фио Иван Иванович Иванов, но вслух не сказал, не был уверен в подробностях.
Прошлись до дома Нины Ивановны. Три минуты неспешным шагом до конца Чуксина, перейти Старое шоссе, и там еще одна минута.
Чуть дальше, на углу Тимирязевской, стоянка такси, небольшая очередь.
— На такси мог уехать! — воскликнул Фридман.
Кравцов приосанился и авторитетным голосом объяснил Фридману, что ночью тут вряд ли дежурило много машин. У метро да, стоят, парят выгодных пассажиров… А тут место глухое… А искать таксистов — большая мутота. Двенадцать таксопарков, пять тысяч машин одновременно на линии. И не пошел бы злодей к такси. Очень важно все изложил Кравцов, логично.
Двинулись обратно. Труба небольшой котельной… Ночью там кто-то должен дежурить. Кравцов ответил с небольшой обидой, что опросили, разумеется, оператора котельной. А сторожа больницы… это же больница справа? Само собой, опросили!
Перешли железку по переходу. Да, высоко, путь раз в пять длиннее выходит, чем через рельсы. Внизу два длинных состава с древесиной прогромыхали на встречных курсах. Стопанули постовую машину, попросили довезти до Скаковой. Миша поспешил к Белорусскому вокзалу чинить «Москвич», потом Покровский велел ему ехать в «Торгоборудование», нашелся такой магазин на Профсоюзной улице.
На Скаковой Кравцов показал Покровскому дом неизвестного года постройки. Аварийный фасад забран плакатом ко Дню Победы: солдат в полный рост размахивает гранатой. Рядом кондитерская фабрика: воздух сладкий, шоколадный. Тут уж Покровский просветил Кравцова, что сначала фабрика носила имя заграничного кровососа-капиталиста, который ее основал, а потом стала зваться «Большевик», чтобы у детей прочнее закреплялась ассоциация между коммунизмом и сладостями.
Местных милиционеров, чтобы опечатанную дверь вскрыли, можно и не ждать: от одного из окон доски уже снова отодраны с мясом. Но дождались, конечно, коллег, двух вислоухих старшин. Прошлись по этажам — ничего интересного. Запустение, пыль, миазмы… в том числе свежие.
Покровский поднялся наверх, вышел на балкон. Ударная позиция замечательная. Если жертва проходит прямо внизу, попасть в нее кирпичом просто. Но непросто потом уйти.
И очень хорошо видно, откуда кирпич отвалился. Там и соседние кирпичи на соплях, вот-вот полетят.
Улица проходная, вокруг, кроме фабрики, и жилье, и мастерские, и ипподром, и вокзал недалеко, людей много. Чуть поодаль промтоварный магазин, в который Юлия Сигизмундовна Яркова приехала на трамвае за сумкой на колесиках производства донецкого велозавода стоимостью 10 рублей 20 копеек. Данная сумка и стала ее последним приобретением.
— Если бы с целью грабежа, — сказал Покровский, — какой удар, представляешь. Ты старушку грохнул, а сумка пустая.
— Обидно, — согласился Кравцов.
— Нужен следственный эксперимент, — сказал Покровский.
— Какой? — спросил Кравцов.
Покровский объяснил, Кравцов поддержал.
— Горячо поддерживаешь?
— Горячо.
— Едем тогда на Петровку, будешь писать обоснование. Лучше завтра и провести. Именно то же время нам нужно, тринадцать пятьдесят.
В коридоре у кабинета Жунева сидел Панасенко, нога на ногу.
— Здравствуйте, — сказал Покровский.
Панасенко глянул на него без любопытства, не ответил. Чуть презрительно поджал губы. Почти незаметно.
Покровский вошел к Жуневу, тот обсуждал что-то с судмедэкспертом Мурашовой.
— Покровский, привет! — обрадовалась Марина. — Что на Урале? Твои здоровы все?
Марина всегда в хорошем настроении, свежая, кажется даже, что всегда загорелая, в бежевом брючном костюме. Покровский Марине тоже обрадовался.
— Да-да, все здоровы… — Марины Покровский слегка смущался, хотя не имел никаких на то оснований.
Скомкал радость, сделал вид, что хочет поскорее перейти к делу. Маринины бумаги уже лежали перед Жуневым. Важный вывод касался силы удара.
— Удары нанесены с оптимальным усилием, я бы сказала. Так, чтобы результат наверняка, но и в крошку голову не разбивать.
— Чтобы крови меньше, — сказал Жунев.
— Да, крови было значительно меньше, чем в сравнимых ситуациях, — сказала Марина. — Маньяк у вас — спокойный и координированный.
— И это заодно значит, что один человек наносил удары в Чуксине и в Петровском? — уточнил Покровский.
На сто процентов не значит, но похоже на то. Ладно.
— А Покровский-то вчера выступил в своем репертуаре… — хмыкнул Жунев. — Слыхала?
— Нет.
— Приехал в темное время суток на место покушения, а оно занято.
— Ну, не занято… — возразил Покровский.
— И что же там случилось?
— Пьяный просто упал, голову как раз разбил… Мы, разумеется, сначала подумали, что он тут по нашему делу.
— А он просто полежать вышел, ясно… Ты помог пьяному?
— Выяснили в кафе, кто такой, Фридман домой его отвел.
— Молодцы! Заходи, в общем, я сегодня до вечера!
— Да-да…
А что заходить. Так много дел.
— Там Панасенко ждет в коридоре, — сказал Покровский, когда дверь за Мариной закрылась.
— Подождет полчаса. Больно гусь важный.