У моря Русского

В голове Теодоро слова пьяного отца взметнули целый вихрь мыслей. «Значит, отец не осуждает иноверие ради любви, а это — главное. Надо поговорить с Ольгой, а до этого ни слова никому. Если девушка и ее отец будут согласны, нужно показать ее отцу, и он поймет меня. Завтра праздник, и наверное Ольга будет на гулянии, я обязательно должен увидеть ее».

— Пора по домам, — поднимаясь, промолвил старый ди Гуаско. — А насчет невесты поговорим потом. Сейчас мы пьяны. Собирайтесь, сынки, поедем в Тасили.

Чтобы выехать из города на дорогу, идущую в Скути, надо проехать всю улицу св. Константина, свернуть в греческую слободку и, миновав монастырь у Вонючего источника, спуститься вниз, в долину.

Улица святого Константина узкая, едва-едва проедут по ней рядом три. всадника. Спокойно помахивая густыми гривами, идут кони. Старый ди Гуаско в середине и чуть-чуть (на голову коня) впереди. Справа в седле Андреоло, слева — Теодоро.

Встречные пешие плотно прижимаются к заборам. А те, кого несчастье послало навстречу знатным латинянам с повозкой или конем, в страхе поворачивают назад, чтобы вовремя убраться в ближайший переулок.

Люди смотрят на кавалькаду и, сжимая кулаки, с ненавистью произносят про себя: «Будьте вы прокляты, хищники! Опять собрались все вместе, опять, видно, затеяли какое-нибудь страшное дело!»

Подобно тому, как Рим в древности называли городом семи холмов[39], так Сурож называли городом семи несчастий.

Вполне вероятно, что так прозвали его бедные генуэзцы, каких довольно много было в Суроже. Тысячами приезжали они из далекой республики Генуи, но только единицы, такие, как ди Гуаско, стали богачами. Так же, как и населявшие Сурож греки, армяне и русские, бедные генуэзцы терпели все невзгоды суровой жизни. Несчастий, обрушивавшихся постоянно на город, было, конечно, больше семи, но особенно много бед приходилось переносить жителям от наводнений, от алчности и жестокости богачей, от татарских набегов, от междоусобной вражды греческих князей, от борьбы между католической и православной церковью, от работорговли и от давления, которое постоянно оказывала Кафа на подвассальный город.

Вот это все, вероятно, и имели в виду жители Сурожа, называя его городом семи несчастий.

* * *

Подъем к Кутлаку не заметен на глаз, но кони дышат тяжело. Старый Гуаско по-прежнему молчит. Андреоло и Теодоро вполголоса напевают старую лигурийскую песню.

В гору идет дорога.

— Как вы думаете, сынки, — прервал вдруг молчание Антонио, — так и оставим это дело без внимания?

— Какое?

— То, что слуги удрали, кинув синьора Теодоро в беде?

— А-а, — протянул Теодоро. — Мне кажется, что всех их наказывать не стоит. Повесить одного в назидание другим, и этого вполне достаточно.

— Без суда? — спросил отец. — Чтобы мне потом опять тратить кучу денег на замазывание ртов в Кафинской курии?

— Но если слугу предать суду синдиков, нам придется сказать правду, — вмешался Андреоло. — И суд вряд ли обвинит одного слугу, если бежали все с синьором Теодоро во главе.

— Ты сам наверняка удрал бы раньше! — зло крикнул Теодоро. — Ты вообще боишься ездить за живым товаром!

— Ну, я не проспал бы!

— А ну, цыц, вы! — заорал отец. — Опять рады сцепиться. Суд синдиков! К дьяволу этот суд. Мы соорудим свой трибунал, и, клянусь громом, он будет не хуже всякого другого. Я уже имею на этот счет кое-какие мыслишки.

Мы нагоним этим судом такой страх на наших бездельников, что они будут шелковыми.

— А если узнает Христофоро? — спросил Теодоро.

— Если ты, сопляк, помянешь еще раз этого одноглазого сатану, я вышибу тебе печенку, — раздельно и зло произнес отец. — Плевал я на Христофоро, если сам господин консул Кафы предложил всякое наказание оформлять должным образом. У нас будет все честь-честью: суд, допрос, приговор. Но если Негро попробует еще раз сунуть свой длинный нос в мои дела, я оторву его вместе с бородавкой.

При упоминании о консуле Солдайи старый ди Гуаско всегда выходил из себя. Так и на этот раз он долго еще бранился, проклинал и консула и всех, кто его на консульство поставил.

Теодоро не обращал внимания на брань отца. Он всецело был поглощен мыслями об Ольге. То, что он недавно услышал от отца, обнадежило его, и он серьезно стал думать о переходе в православную веру.

СУДИТ ГРАЖДАНИН ГЕНУИ

Небо с утра темное, строгое. Дыбятся, налезают друг на друга горбатые груды облаков. Помрачнела над морем зелень гор, розовая заря, полыхавшая с рассвета, погасла. По дорогам ползут тяжелые запахи полыни, в воздухе тишь, какая бывает обычно перед грозой.

Площадь около церкви святой Анастасии в Скути[40] полна народу. Сюда согнали всех жителей селения от мала до велика, чтобы люди видели, как могучие ди Гуаско будут творить суд.

Велико богатство благородной семьи ди Гуаско, все шире и шире раздвигаются их владения. Еще совсем недавно замок Тасили стоял на границе генуэзских поместий, но прошло только полтора года, и уже за это время ди Гуаско захватили греческую деревушку Капсихору, а потом богатое и обширное Скути.