У моря Русского

Василько хорошо понимал думы невольников. Он подошел к ним и крикнул:

— Кому мила свобода, айда с нами в лес. Места всем хватит! Берите у хозяина все, что вашим потом и кровью нажито. А кому с нами не по пути — его воля. Пошли!

Наутро подошли к Черному камню. Сокол сосчитал людей — ватага увеличилась почти в три раза. Никто не пришел пустым — каждый что-нибудь складывал на поляну: кто мешок муки, кто окорок, а кто подводил лошадь или приносил оружие. А Митька и Микешка — братья приволокли огромный закопченный чугунный котел.

Весь день только и было разговоров о походе в Скути. Вспоминали, как жгли виселицу, как выпускали из подвалов невольников, как атаман говорил с молодым хозяином — фрягом.

— Напрасно ты его отпустил, — сказал Ивашка Соколу, — вот помяни мое слово — устроит нам пакость какую-нибудь. Придушить бы, как щенка, и все тут!

— Пленного убить — доблесть невелика. Мы, чай, не татаре — лежачего не бьем. Пусть расскажет, что простому народу мы защитники. Может, братья-лиходеи образумятся.

— Жди, как же. Больше лютовать начнут!

— А мы тоди ще раз пугнем! — воскликнул Грицько. — Пугнем, батько?

— Теперь силу свою почуяли. Подожди, Грицько, придет час — не только до фрягов, а и до басурманов поганых доберемся.

…А через день случилось вот что: Митька и Микешка, определенные атаманом к уходу за табуном, пасли в лесу коней. Теперь ватага разбогатела, имела около трех десятков верховых лошадей под седлами. Одна молодая кобылица особенно полюбилась братьям — она была красива, резва и непослушна. Убежала резвушка в тот день, отбилась от табуна, и пустился Микешка на ее поиски.

Любимицу нашел только к ночи. На обратном пути, перебираясь через дорогу, услышал стон. Подошел, видит — человек в беспамятстве. По растертым в кровь рукам понял, что перед ним невольник. Осторожно перенес его в глубь леса, обмыл лицо прохладной водой, напоил. Всю ночь хлопотал Микешка около больного. К утру услышал от него первые слова: «хлебца бы», и понял, что это русский человек. Взвалил его на лошадь, привязал кушаком и вскорости добрался с ним до ватаги.

Здесь невольник заговорил. Рассказ его был обычен: на родную деревеньку наскочили татары, все пожгли и пограбили, людей всех до одного захватили в неволю. В пути он занемог и упал, нехристи решили, видно, что не жилец он более, и бросили у дороги…

Узнали ватажники, что был он в руках у Мубарека, и теперь тот Мубарек погнал на продажу в Кафу более сотни пленников. А в подвалах в Хатырше-Сарае осталось невольников еще больше.

Василько ясно представил себе несчастных, томящихся в тесных норах Хатырши. Сам немало перетерпел в том страшном месте. Взглянул на Ивашку и сказал:

— Вот — сижу и думаю…

— И я думаю, — перебил Ивашка. — О том же самом.

— Не побывать ли нам в Хатырше, а?

— Сам это же хотел тебе сказать, да не успел. А хорошо бы с косоглазыми посчитаться!

— Это дело десятое. Земляков наших выручить надо — вот о чем забота. Сумеем ли?

— Сумеем, атаман! И ватага поддержит тебя.

Ивашка не ошибся. Когда атаман предложил ватажникам сходить на Хэтыршу, ни один не отказался. Каждый хотел помочь невольникам вырваться из рук татар. Самых ловких посадили на лошадей, оружие им выбрали получше. На рассвете подошли к Хатырше совсем близко, расположились на склоне горы в густом дубняке. Василько, поднявшись на стременах, ухватился за нижний сук дерева, влез на дуб, раздвинул ветви. Отсюда Хатырша была видна хорошо. Около дворца суетились слуги, на улицах селения играли маленькие татарчата. У подвалов, расположенных в виде подковы, ходили сторожевые.

От всадников отделился Грицько-черкасин. Василько махнул ему рукой и быстро спустился вниз.

— Все пешие остаются здесь. Ты, Кирилл, за старшего. Взберись на дуб и следи. Как только мы начнем сечу, выбегайте к нам на помощь. Все ли ясно?

— Сделаем все как следует, атаман.

Грицько рванул поводья и пустил коня во всю прыть. Татары, не ожидавшие нападения днем, оставили ворота селения не запертыми. Да они и не понадобились всаднику — его конь легко перескочил глинобитный забор и, как стрела, помчался по улице. Проезжая мимо стайки ребятишек, Грицько пригнулся и, на ходу ухватив за рубашку самого рослого татарчонка, вскинул его на седло. Мальчишка завизжал на все селение. Размахивая руками и голося, забегали по улице татарки. Не прошло и десяти минут, как три всадника ринулись в погоню. Скоро вся Хатырша зашумела, как улей. Всадники, не успев оседлать лошадей, один за другим выскакивали на дорогу. Грицько мчался на восток, а в полуверсте за ним с криками и завываниями скакали татары. Все ближе и ближе погоня. И когда косматые татарские лошаденки оказались совсем близко, Грицько ловко опустил татарчонка на траву. Всадники на мгновение приостановились, потом снова бросились догонять дерзкого похитителя. В это время Грицько, оглянувшись, увидел над Хатыршой высокий столб дыма. Он махнул рукой по направлению пожара, и татары увидели беду. Только тут они поняли, что их обманули, и, круто повернув лошадей, поскакали обратно.