У нас всегда будет Париж

– Зачем ее сюда принесло? Это ты ей написала? Ты мне не говорила, что вы с ней знакомы, – распалился он.

– Неужели не говорила? Я уже давно слушаю ее передачу, – сказала Энни.

– Это не имеет никакого значения.

– Ну как же? Мне всегда казалось, что маменьку я знаю едва ли не лучше, чем тебя, – возразила жена.

Ему стало не по себе. Десять лет, подумал он. Десять лет она провела в этой комнате, среди мебели, обитой ситцем, наедине с розово-серебристым приемником, слушая жужжание голосов в эфире. Десять тайных лет зрел этот монашеский сговор радио и женщин, пока он налаживал свои пошатнувшиеся дела. Однако он решил изобразить беззаботность и благоразумие.

– Я лишь хочу знать, – он взял жену за руку, – ты написала маменьке письмо или позвонила по телефону? Как она здесь оказалась?

– Она здесь уже десять лет.

– Черта с два!

– Ну ладно, сегодня особенный день, – признала его жена. – Сегодня маменька впервые решила остаться.

Он повел жену в гостиную, чтобы еще раз встретиться лицом к лицу со старушкой.

– Выметайтесь, – гаркнул он.

Маменька подняла взгляд от морковки, которую резала на кубики, и с металлом в голосе произнесла:

– Не могу. Это решает Энни. Тебе придется с нею посоветоваться.

Он повернулся к жене.

– Ну? – вопросительно посмотрел он на нее.

Выражение лица Энни стало холодным и отчужденным.

– Давайте-ка вместе поужинаем, – сказала она и вышла из комнаты.

Джо был ошеломлен.

– Хозяйка-то с характером, – заметила маменька.

Проснувшись в полночь, он решил проверить, что делается в гостиной. Там было пусто.

Радио приглушили, но не выключили. Из приемника комариным писком звучал едва различимый далекий голос:

– Надо же. Вот это да! Ну и ну!

В комнате было холодно. Его зазнобило. Приемник, источающий тепло, согревал лишь ухо, которым прижался к нему Джо.

– Надо же. Вот это да! Ну и ну!

Он выключил радио.

Жена услышала, как он скользнул в постель.

– Ушла, – сообщил он.

– Конечно, – ответила она. – И вернется завтра в десять.

Он не стал спорить.

– Спокойной ночи, дорогая, – только и сказал он.

За завтраком в гостиной присутствовал лишь яркий свет утреннего солнца. Джо громко засмеялся, увидев, что в комнате пусто. На него нахлынул душевный подъем, как будто после бокала хорошего вина. По дороге к себе в контору он то и дело насвистывал.

В десять часов у него был перерыв. Шагая по проспекту и напевая что-то себе под нос, он услышал, что у магазина электротоваров включено радио.

– Проходите же, – вещал голос. – Ох, боже мой, только не наследите мне в доме.

Он остановился и прямо на улице начал вертеться как заведенный вокруг своей оси.

До него снова донесся голос.

– Это маменька Перкинс, – прошептал он.

И прислушался.

– Точно, ее голос, – сказал он. – Голос женщины, которая вчера заявилась к нам домой. Сомнений нет.

И все же прошлой ночью гостиная была пуста…

А как насчет радио, которое тихо работало в комнате, и едва различимого голоса, звучащего как будто издалека и повторяющего снова и снова: «О боже. Вот это да! Ну и ну!»?

Он забежал в аптеку и опустил пять центов в телефон-автомат.

Три гудка. Короткое ожидание. Щелчок.

– Алло, Энни? – бодро спросил он.

– Нет, это маменька, – ответил голос.

– Ох, – выдохнул он и бросил трубку.

В тот день он гнал от себя эти мысли. Вся ситуация была невероятна, слишком затянута и просто ужасна. По дороге домой он купил Энни букет свежих роз. Держа его в правой руке, он открыл ключом дверь в квартиру. К тому времени он уже почти забыл о маменьке.

Цветы выпали у него из рук; он даже не нагнулся, чтобы их поднять. Пристально уставившись на маменьку, он наблюдал, как она, сидя на том самом стуле, который не раскачивался, качалась из стороны в сторону.

Ее приторный голос весело окликнул:

– Вечер добрый, Джо, сынок! Какой же ты внимательный, розы принес.

Не говоря ни слова, он набрал телефонный номер.

– Алло, Эд? Слушай, Эд, ты сегодня вечером свободен?

Ответ был отрицательным.

– Может, хотя бы завтра вечером заглянешь? Мне нужна твоя помощь, Эд.

На этот раз ответ был утвердительным.

В восемь часов они закончили ужинать, и маменька принялась убирать со стола.

– Завтра на десерт у нас будет пирог из скрещенной тыквы, – говорила она.

В дверь позвонили, и, открыв, Джо Тиллер буквально с порога втащил в гостиную Эда Лейбера.

– Полегче, Джо, – сказал Эд, потирая руку.

– Эд, – начал Джо, усаживая его и протягивая стаканчик шерри. – Мою жену ты знаешь, а это маменька Перкинс.

Эд засмеялся.

– Рад познакомиться! Я уже давно слушаю вашу передачу.

– Здесь нет ничего смешного, Эд, – возмутился Джо. – Прекрати.

– Не сочтите за дерзость, миссис Перкинс, – стал оправдываться Эд, – но дело в том, что ваше имя так похоже на имя этой вымышленной героини…

– Эд, – перебил Джо, – это на самом деле маменька Перкинс.

– Она самая, – приветливо добавила маменька, продолжая лущить горох.

– Вы меня разыгрываете, – удивился Эд, оглядываясь вокруг.

– Вовсе нет, – ответила маменька.

– Она собирается у нас погостить, и с ней никакого сладу. Эд, ты ведь психолог, посоветуй, как мне быть. Поговори с Энни, прошу тебя. Это ее затея.

Эд откашлялся.

– Ситуация зашла уже достаточно далеко.