У ночи тысяча глаз

Шон рассказал анекдот. Он оказался не слишком веселым, зато намерение его было добрым. Джин долго смеялась, выражая свое одобрение.

— А теперь вы.

Она рассказала свой, слишком уж тонкий и умный.

Лицо у Шона совершенно не изменилось.

— Не понял.

— Он хочет, чтобы я снова повторила это слово, — запротестовала она. — Enceinte.^[7] Ну, вы удовлетворены?

— По запаху?^[8] Но что же она имела в виду, говоря это? Тут невольно на память приходят чистокровные гончие…

Отчаявшись, Джин хлопнула его по руке:

— Как-нибудь в ближайшем будущем нам с вами, милый мой, предстоит долгий разговор. Я вижу, есть много такого, о чем вам никто никогда не говорил.

— Только когда речь заходит о французском, — парировал он.

Она встала и оскорбительно щелкнула у него перед носом пальцами. Шон откинул голову, сделав вид, что испугался.

Джин принесла на подносе чашечки с кофе:

— Кофе с коньяком. Хотите увидеть синее пламя? Дайте спичку, покажу.

Он самым неподдельным образом поразился, поскольку, очевидно, никогда прежде не видел горящий cafe-cognacs.

— Но как же его пить? — невинно спросил он.

Она засмеялась:

— Вот такой вы мне нравитесь. Мужчины должны быть немножко простаками. Боже, терпеть не могу умников. Сначала задуйте пламя, cheri.^[9] Давайте послушаем музыку! — воскликнула она, властно постучав по столу. — Хочу танцевать! Поставьте что-нибудь в той комнате на пианолу.

Сначала до них донеслась музыка, потом вернулся он. Дверь не распахнул настежь, а оставил лишь слегка приоткрытой, чтобы было слышно музыку.

Она встала и протянула руки:

— Идемте! Потанцуйте со мной.

Рид встревоженно повернулся бочком на стуле, чтобы по-прежнему видеть их.

— Не слишком далеко, — прошептал он, умоляюще глядя на нее.

— Мы здесь, у тебя за спиной, — пообещала она. — Прямо за твоим стулом. Потопчемся на одном месте, как в тесном ночном клубе.

Шон покачивался, словно не зная, когда начинать.

— Что это? — спросил он.

Она прислушалась к ритму:

— Танго. Вы даже не заметили, что поставили. Пошли, я покажу вам, как его танцевать. — Она слегка его встряхнула, от рук и выше. — Ну же. Ведите! Вы что, к месту приросли?

Он притянул ее к себе:

— А что теперь?

— Теперь разожмите руку, вытяните ее. Вот так. Двигайтесь вперед по косой. Ну вот, у вас получается.

— Но ведь так вы окажетесь у стены.

Она закатила глаза к потолку:

— Послушайте, мы же танцуем, а не осматриваем зал. Поверните и идите в другую сторону.

— А куда же девать руки? — спросил он, бросив на них взгляд.

— Они сами потянутся за вами.

Назальный тенор в соседней комнате затянул припев.

— О-о. — Она резко остановилась, как будто что-то было не то, и легонько оттолкнула его от себя. — Быстренько пойдите и смените пластинку, — тихо шепнула она. — Испанские слова могут подействовать на него. Мы оба говорим по-испански.

— Да что в ней такого, в этой песне?

— «Adios Muchachos».^[10] Прощальная песня.

Он поспешно вышел. Джин с любовью прижала к себе голову отца, постаравшись при этом закрыть ему уши.

Музыка смолкла. Потом снова зазвучало что-то в более живом темпе. Шон вернулся, отдуваясь.

Они снова сели, по обеим сторонам от Рида. На сей раз стали подпевать. Первой запела она, Шон присоединился к ней, пусть и не очень уверенным голосом.

— Давай и ты подпевай.

Она опять обняла Рида за плечи, и все трое образовали интимную тесную группу.

Похожие на пергамент губы Рида тоже наконец зашевелились, запинаясь, он стал повторять за ними слова.

Их головы сблизились. Свободной рукой Джин дирижировала, а Шон отбивал такт вилкой по ножке бокала.

Сейчас они были ближе к успеху, чем на протяжении всего вечера. Вместо отсутствующей улыбки на губах у Рида появилась торжествующая гримаса младенца, который чувствует, что сотворил нечто в высшей степени похвальное в глазах безумно любящих его взрослых.

Улыбаясь, он, казалось, обо всем позабыл. Шампанское, музыка, хорошее настроение славной девушки…

— Я тоже хочу танцевать! — сказал он вдруг. — Я хочу танцевать с моей маленькой девочкой.

Она бросила на Шона победный взгляд, не помня себя от радости вскочила на ноги.

— Вот сейчас мы им покажем, как это делается. Эти молодые люди слишком медлительны.

Они начали медленно, неуверенно, шатким полукругом.

— Как в былые дни, дорогой? — ворковала она ему на ухо. — Как в Риме, как в…

Шон, оставшийся за столом, стал было прикуривать сигарету, его лицо одобрительно светилось. Но вдруг замер, сигарета выпала у него изо рта.

С ними что-то случилось! Рид как-то весь обмяк, его тело стало сползать вниз, несмотря на все ее попытки удержать его.

Леденящий душу шепот зазвучал громче живой безжалостной музыки:

— Джин, я умру. Умру…

Шон вскочил из-за стола, чтобы помочь ей, и один из бокалов с шампанским перевернулся.

Рид уже опустился на колени, как будто медленно отдаваясь смерти. Он все еще прижимался к Джин, а она, широко раскрыв глаза, не сводила с него взгляда.

Их поза очень напоминала распятие.

Шон увидел, как ее губы зашевелились, и скорее понял, нежели на самом деле услышал, что они говорят:

— Ничего у нас не получилось, Том. Ничего не получилось. Ничего мы не достигли.