У пана лесничего на шляпе кисточка

— Веронка, он же дал нам по две жвачки! Одна у меня уже во рту. Ты, может, не слышала, что дядя Штецко сказал, когда мы были уже на лестнице. Опять сказал, чтоб мы к нему приходили и чтоб не забывали о нем. Я и завтра пойду, увидишь. Хи-хи-хи, а вдруг дядя Штецко опять даст по две? По одной-то он и так всегда дает. Если позовет нас, я обязательно у него еще попрошу.

— А я к нему не пойду! Если хочешь, вот тебе и мои жвачки. Он дал их нам только для того, чтобы мы ушли. Почему он нас не впустил в комнату? Наверно, боялся, что мы будем хватать у него краски. Вечно он над этими красками трясется.

— Ну тогда и я, Веронка, не пойду, потому что дядя Штецко меня всегда за краски ругает. Только одну жвачку я уже разжевала. А вторую даже не хочу. В карман положу. Завтра съем. Или отдам кому-нибудь в садике. Может, Якубко. Если хочешь, отдай свою жвачку Якубко. А маме скажем, чтобы она или папа и нам купили такие же краски, как у художников.

А ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ…

А через два дня Веронка с Агаткой, возвращаясь из садика, никак не могли придумать, чем бы им заняться. Каждый день ходить к Якубу не хотелось. Конечно, у дяди Штецко куда интереснее. Да и в других домах тоже. Только как в другой-то дом попадешь?

— Якубко, не сердись на нас, — сказала Агатка, — нам не хочется к вам идти. Каждый день к вам ходим. И играем тоже у вас. Разве нельзя хоть разочек к кому-нибудь другому пойти?

— Идите, если хотите. — Якубко презрительно поморщил нос. — А мне мама велела из сада идти прямо домой.

— А нам опять у вас ждать как всегда?

— Не хотите, не ждите. — Якубко даже немножко обиделся. А разве не обидно, что девочкам у них не нравится. — Я же не заставляю вас ходить к нам.

А как-то Якубко даже посмеялся над ними:

— Если к нам не пойдете, в другое место вас и не пустят. Вы ведь к нам все равно ходите потому, что в другой дом вас не пускают. Некуда вам идти. Думаете, я не знаю?

А тут уж и Веронка с Агаткой обиделись:

— Врешь. Нарочно врешь. Захотим, можем пойти к дяде Штецко.

— Ведь он на вас сердится. — Якубко знай над девочками подтрунивает. — И вы тоже на него сердитесь. Сами сказали.

— Не сердится он на нас. Мы тогда просто наврали. Пойдем, Агатка, именно к дяде Штецко и пойдем. А к вам все равно ходим только потому, что у вас есть Бобчо.

Якубко остается один. Сперва он думает, что девочки просто его разыгрывают. Но, видя, что они уходят все дальше и дальше и даже не оглядываются, начинает жалеть, что не пошел с ними. А потом говорит себе: «Захочу, в два счета их догоню. А то и перегоню. Возьму да как дуну мимо!»

Якубко кричит им:

— Веронка, Агатка, смотрите!

Девочки оглядываются, а Якубко — ноги в руки и бежать. Да как дунет мимо! А уж перегнав, обернулся и, смеясь, говорит:

— Вот так дунул! Просто знать хотел, умеете ли вы торопиться. Я же на вас совсем не сержусь. Мне тоже хочется пойти с вами к этому старому деду.

— Мы идем к дяде Штецко. А он никакой не дед. И совсем не старый.

— Тогда, значит, пузатый. Ведь у него вот такущее пузо. И у меня тоже пузо. И поэтому мне почти каждый пузан нравится. Правда, у него не очень большое пузо, но он мне все равно нравится. Нравится потому, что он нарисовал пузана. Я как-то у него на стене такой рисунок видел. Ну и классного пузана он нарисовал! Просто чудо, а не пузан! Я думал, дядя Штецко и мне такого в альбом нарисует, а он там коня изобразил. Не мог, что ли, к этому коню и пузана какого или хотя бы пузанчика пририсовать? Я тоже пойду с вами. Хочу посмотреть, висит ли у него еще этот чудо-пузан. Ну и маханул же я мимо вас пулей!

Веронка с Агаткой поартачились немного.

Но Якубко уже так хотел помириться с ними и пойти посмотреть на того чудо-пузана, которым все-все восхищались, что девочки и сами невольно заторопились к дядюшке Штецко.

В самом деле, если бы дядя Штецко даже не давал им никогда жвачки, все равно к нему интересно ходить, потому что он умеет так здорово рисовать. Что угодно нарисует. И для детей тоже. Да вот хоть взять такого пузана! Ну, разве плохо с таким дядей дружить?

Только как попасть к дядюшке Штецко? Что, если он опять впустит их только в прихожую? А ну как опять даст по две жвачки и скажет: «Приходите в другой раз!» А если будет в плохом настроении, может, даже двери не откроет как следует, может, только сунет каждому в руку жвачку и сразу даст от ворот поворот.

— Веронка, я даже капельку боюсь, — сказала Агатка. — Он, правда, потому дал по две жвачки, что совсем не рассердился на нас. Может, только мы на него рассердились. Хотя он тоже давно к нам не приходит! Может, потому не приходит, что думает, ты на него сердишься.

— Знаешь, Агатка, пойдем к нему и, если увидим, что он на нас сердится, попросим прощения, — предложила Веронка.

— Нет уж, нечего просить прощения. Если начнем просить прощения, дядя Штецко сразу поймет, что мы сердились.

— А вдруг, Агатка, он спросит, почему мы так долго у него не были?

— Тогда мы скажем, что не хотели разбрасывать его краски. Хочешь, Веронка, я скажу? Мы хотели, скажу я, чтоб краски немножко отдохнули и чтоб хоть немножко полежали на месте.