У птенцов подрастают крылья

Почему-то стала ко мне придираться за разные пустяки, высмеивать меня. Раньше она этого никогда не делала. По всему видно — пора объясняться в любви. Обязательно надо, и как можно скорее, пока еще лето, тепло. А то настанет осень, зима, тогда и подходящего места и времени не найдешь. Пора! Я ходил, как к смерти приговоренный.

Наступили уже по-осеннему прохладные, темные вечера. Деревья начали понемногу желтеть. В городском саду под ногами уже зашуршала первая опавшая листва.

И вот в один из таких вечеров, когда мы, как всегда, прогуливались вчетвером по аллее городского сада, Тоня вдруг вспомнила, что ей зачем-то нужно срочно домой. Сережа пошел ее провожать, а я остался вдвоем с Соней. Вот когда я почувствовал себя в когтях неизбежности». Сегодня или никогда!

Мы завернули в одну из боковых аллей и уселись на скамеечку. В саду не было никого. Темно, тихо кругом, только изредка с легким шорохом, цепляясь за ветки, падали увядшие листья. Мы молчали.

«О чем начать говорить? — с волнением думал я. О каких-нибудь пустяках — не к месту и не ко времени, да с них потом не перейдешь к самому главному. Нет, с главного и надо сразу же начинать. Вот как в холодную воду: нельзя постепенно, нужно бултых — и все».

— Соня! — проговорил я каким-то глухим, самому себе незнакомым голосом.

Она взглянула на меня вопросительно.

— Соня, — повторил я, — вы, вы… конечно, давно видите…

«Что ж дальше-то говорить? — вихрем пронеслось в голове. — Сказать, что я ее люблю? Нет, такое слово я не выговорю, хоть убейте».

— Вы, конечно, видите, что вы… что вы мне очень нравитесь, даже просто ужасно… я просто не знаю сам. Вот и котлету тогда рукой… все из-за вас…

«Это бы не нужно говорить, про котлету», — подумал я и осекся.

Что же она ответит? Я сидел как к смерти приговоренный. Неужели совсем ничего не скажет? Тогда возьму и убегу, и навсегда. «Зачем я все это сказал, теперь все пропало!» В отчаянии я взглянул на Соню.

Она сидела опустив голову и прутиком шевелила опавшие листья.

— Соня, почему вы молчите?

— Я думаю, — тихонько сказала она.

— О чем?

— О том, что вы мне сказали.

— Соня, я больше не буду. Я думал, так надо… Сережа тоже Тоне сказал, что…

— И вы мне очень нравитесь, — неожиданно перебила меня Соня.

— Не может быть! — не то с радостью, не то с отчаянием выпалил я.

— Как не может быть? Почему же?!

— Потому, потому… Нет, это правда? Вы не смеетесь? Перекреститесь!

Вот теперь Соня действительно звонко рассмеялась.

— Какой вы забавный, как маленький!

Нет, я теперь был не маленький, да и не большой, вернее, меня совсем уже не было, я стал совсем не я: простой смертный человек не может быть так счастлив!

И вдруг после всех этих страшных мгновений и мгновений восторга мне захотелось говорить о чем-то совсем простом, чтобы запрятать куда-то подальше в глубину души свое необыкновенное счастье.

— А мы еще сходим в лес за грибами? — вдруг ни с того ни с сего спросил я.

Но Соня не удивилась. Она сразу все поняла.

— Конечно, сходим. Теперь-то уж обязательно сходим.

И это «теперь-то», оно как бы провело незримую черту между всем, что было до сегодня, и тем необыкновенным, что сейчас только свершилось и что будет в дальнейшем.

— Обязательно сходим! — повторила Соня. — Опять будем вместе белые собирать, и вы опять будете плохо видеть… — Соня ласково заглянула мне в лицо. — Вы думаете, я глупенькая? Я сразу все поняла и очень радовалась, что вы такой…

— Какой — такой?

— Ну, такой… заботливый, хороший.

Я хороший, заботливый! И Соня сама говорит мне все это. Нет, после такого счастья нужно бежать домой, а то просто сердце не выдержит, даже страшно: вдруг что-нибудь да испортит все?

И это Соня тоже поняла без слов. Она встала и протянула мне руку.

— Пошли, а то уже поздно. Мне дома попадет.

— Пошли, пошли, — даже с радостью согласился я.

И мы отправились в обратный путь по тем же самым темным, шуршащим листвой аллеям, по которым так недавно шли сюда, к этой теперь на всю жизнь памятной мне скамейке.

Но разве это были те же аллеи? Тогда они казались мне мрачными, даже немного жутковатыми. А вот теперь, несмотря на ночное время, сразу все посветлели, засеребрились.

— Смотрите, луна выглянула, — сказала Соня. — Вот хорошо!

Да разве это от луны? Я уверен: и без нее все равно было бы так же светло — светло, потому что по этой аллее идет Соня, идет, освещая счастьем наш путь.

— Корни торчат, — сказала Соня, — как бы не упасть. — И она взяла меня под руку.

Мы вышли из сада на улицу. Здесь уже не было на дороге никаких корней, но Соня как будто забыла взять свою руку. Так мы и дошли до ее дома.

Прощаясь, я вдруг расхрабрился и сказал:

— Соня, я хочу вас об одном попросить. Только, если это вам неприятно, скажите сразу.

— Да о чем?

— Соня, давайте говорить друг другу «ты», хорошо? А то теперь как-то даже странно!

— Да, да, конечно! — сразу согласилась Соня. — Я и сама хотела вам, то есть тебе, это предложить.

— Правда! Значит, будем теперь говорить друг другу «ты»! Соня, прощай, а то ветрено, еще простудишься.

— Не простужусь, не бойся, — ответила она.

Я повернулся, хотел уже бежать домой.