Читаем У стен Ленинграда полностью

- Спасибо, браток, что пособил, а то он, боров, крепко вцепился мне в шею.

Вдвоем мы побежали к станковому пулемету немцев, который все еще не прекращал огня. Но кто-то из товарищей опередил нас: раздался взрыв гранаты и вслед за ним длинная автоматная очередь. Пулемет умолк.

На улице поселка валялись трупы немцев, из окон домов торчали стволы станковых и ручных пулеметов.

Мы выполнили боевое задание. Но ряды нашей роты и батальона морской пехоты капитана Ушакова заметно поредели. И все-таки мы радовались нашей небольшой победе. Она свидетельствовала о том, что и мы можем наступать. Каждый из нас втайне мечтал о новом наступлении, о том, чтобы погнать немцев от стен Ленинграда. Но силы все еще были неравными.

Утром нам пришлось сдерживать яростные контратаки немецкой пехоты и танков. Пять суток не утихал бой ни днем ни ночью. Гитлеровцы прилагали все усилия, чтобы сохранить клин, вбитый ими в наше расположение, и не дать нам возможности соединиться с ломоносовской группировкой советских войск. Нас отделяли два-три километра от ломоносовской группировки, но соединиться с ней мы все-таки не сумели. Пришлось отступить к Новому Петергофу.

В семь часов утра двадцать первого сентября противник бросил в атаку крупные силы пехоты, действия которой прикрывались самоходками, танками и авиацией. Наши войска не смогли сдержать этого массированного удара и стали отходить к станции Заводская, а к исходу дня вынуждены были отступить к Стрельне, где и закрепились.

На следующий день с восходом солнца противник возобновил атаку, но мы стояли насмерть. Спустя некоторое время мы услышали слева от нас, в районе Красного Села, грохот канонады, которая все время приближалась. Как я потом узнал, это 2-я морская бригада и войска народного ополчения перешли в наступление на гитлеровцев, направив свой удар на Новый Петергоф. Вражеские войска оказались разрезанными на две части. Одна из них в составе не менее двух дивизий была прижата к берегу Финского залива и полностью уничтожена, а другая поспешно отступила.

Мы вторично заняли Новый Петергоф, но удержаться в городе не сумели. Враг ввел в бой свежие танковые части, и мы вынуждены были еще раз отступить.

Немцам удалось потеснить наши войска к станции Горелово и одновременно возобновить атаки на Стрельну. С новой силой разгорелся бой на берегах Финского залива. Наши войска находились в крайне невыгодном положении: узкая полоска земли, на которой мы находились, подвергалась непрерывной бомбардировке с воздуха и сильному артиллерийскому обстрелу. Для того чтобы сохранить силы, нам было приказано оставить Стрельну и отойти к Урицку. Здесь нам на помощь подошли шестая морская бригада и батальоны ополченцев.

Тысячи ленинградцев днем и ночью шли на фронт. Среди них были рабочие, инженеры, профессора, врачи, учителя - люди всех профессий. Фронт и Ленинград стали неотделимы друг от друга.

В первых числах октября противнику удалось еще раз потеснить нас и овладеть Урицком и станцией Лигово. Теперь уже оставалось восемь километров до Ленинграда. Смертельная опасность нависла над колыбелью пролетарской революции - городом Ленина.

Линия фронта на нашем участке проходила в пятистах метрах от шлакобетонных клиновских домов. Нейтральной зоной была лощина, которая с восточной стороны огибает Урицк и уходит в сторону Горелова.

В расположении противника непрерывно гудели моторы танков и самоходной артиллерии. Немцы подтягивали новые силы, готовясь к решающему штурму Ленинграда.

Пехотные части обеих сторон стояли на исходных рубежах, но в бой не вступали. Корабли Балтийского флота и наша наземная артиллерия непрерывно вели огонь по скоплению вражеских войск.

Наступила ночь. На некоторое время все затихло. В наших траншеях и блиндажах было многолюдно. Шли последние приготовления к предстоящей битве.

Когда Васильев и я зашли в командирский блиндаж, народу там было полно. У края нар стоял невысокий пожилой мужчина в штатском костюме с винтовкой в руке. Он рассказывал бойцам, как его отправляла на фронт жена. Я застал окончание этого рассказа:

- Ну вот и справьтесь с характером русской женщины! Я ей одно, что у меня броня, что завод не отпускает на фронт, а она мне говорит: "Да какой же ты мужчина, когда держишься одной рукой за броню, а другой за женину юбку. Ведь война идет, немец у Ленинграда, он хочет забрать наш завод, убить наших детей..." И вот, дорогие товарищи, жена моя, Мария Степановна, достает из-под кровати вот эту сумку, подает ее мне в руки и говорит: "Счастливого пути, Степан Васильевич, буду ждать". Я хотел еще раз напомнить жене о заводской броне, но не пришлось. Мария Степановна, подойдя ко мне, сказала: "Давай мне твою заводскую броню и скажи, на каком станке мастерить, я пойду на завод и буду работать за тебя, мой бронированный муж". Вот, дорогие мои друзья, по чьей воле я, Степан Васильевич Смирнов, очутился вместе с вами с этим карабином.

Общий смех прокатился по землянке.

К Смирнову подошла Зина Строева, положила ему руку на плечо и ласково посмотрела в глаза:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное