У стен Ленинграда

- Тьфу, дьявол, как же это я не разглядел! Брось гоготать, впервые вижу такое представление, - отмахнулся смущенный Бодров и добавил: - А я, ей-богу, хотел стрельнуть, да пожалел крысу.

- Ну и лежал бы с пулей в черепке. Ищи живого, он тут где-то поблизости притаился.

Этот случай напомнил мне об одной встрече со старым приятелем Петром Андреевичем Тимониным. Я встретил его на площади Ленина, когда ходил навещать своего сына Володю во второй половине февраля 1942 года. С трудом узнал я тогда первоклассного гимнаста. Высохшее до предела, костлявое лицо Петра Андреевича было какого-то пепельного цвета, глаза провалились. Рот стал неестественно большим, губы потрескались.

Слова он тянул нараспев. Его стройная, гибкая фигура легкоатлета согнулась, руки висели как сухие палки.

Петр Андреевич узнал меня с трудом и сразу заговорил о своей семье.

- А ты понимаешь, Иосиф, Зоя Николаевна-то успела проскользнуть с последним эшелоном, двадцать восьмого августа, через станцию Мга. Да, да, не удивляйся, - именно проскользнула, ведь в это время шли бои с немецкими танками в двух километрах от станции.

- А ты, Петя, где теперь живешь?

- Я-то? - он кончиком языка осторожно смочил потрескавшиеся губы и, глядя в сторону Невы, поежился от холода. - Живу на казарменном положении. Поначалу питался в столовой, а когда и там прекратили кормить, вот тут-то оно и началось. Петр Андреевич протянул вперед руки: - Гляди, вот они, руки, жиру нет, одни связки. А служба требует много сил, ведь я теперь работаю заместителем начальника вагонного участка железной дороги. Сам знаешь, фронтовая обстановка, а народ ослаб; поручишь проверить исправность вагонов, а человек не доходит до места. Надо самому идти, а сил где взять, и фронт подводить нельзя. Вот и мотаешься.

Мы вышли на Литейный мост. Морозный ветер дул в лицо. Петр Андреевич поглубже надвинул шапку, приподнял воротник шинели и тяжело зашагал рядом со мной, загребая сапогами снег. Дойдя до улицы Чайковского, он вдруг остановился у репродуктора и стал слушать музыку. Как бы извиняясь за свою слабость, сказал:

- Ты понимаешь, Иосиф, как мне ни тяжело, а музыку слушать люблю. Помню, двадцатого января пришел в комнату. Холодно. Одна мысль - что бы поесть. Я в сотый раз стал обшаривать полки в буфете, в кухонном столике, заглянул в печку и за печку в поисках корки хлеба или горстки крупы. Ничего. Ну вот, взял это я сковороду и стал ее ножом скрести. Отлетевшие корочки положил на язык и лег на кровать. Искать было больше нечего...

Петр Андреевич умолк. Что-то поискал в карманах пальто.

- В городе, понимаешь, частенько спрашивают пропуск. Да, на чем это я остановился?

- Ты лег в постель.

- Да, да, ну вот лежу это я в постели, и вдруг по радио заиграли "Танец маленьких лебедей"... - Петр Андреевич кончиком языка смочил губы и, опершись на мою руку, продолжал: - Я всегда люблю слушать музыку с закрытыми глазами. И вот лежу это я в постели и вижу не танцующих лебедей, а идущие один за другим эшелоны, груженные хлебом, сахаром, ящиками масла. Чего только не грезилось в голодном мозгу...

Мы остановились, чтобы передохнуть. Петр Андреевич прислонился к стене дома.

Я взял под руку приятеля, и мы поплелись дальше.

- Петр, а ты мне не досказал про музыку, - напомнил я.

- Ах, да, совсем забыл. Ну вот, когда музыка умолкла, я открыл глаза и увидел прямо перед собой, на подоконнике, большую рыжую крысу, да, да, именно рыжую. Она не сводила с меня маленьких жадных глаз. Лежать, понимаешь, я не мог, собрал последние силы, встал и увидел в углу возле тумбочки крупицы просыпанного пшена. Я стал их собирать и тут же в углу за тумбочкой нашел старый портфель с проеденным боком. Рядом с ним на полу кучка крупы. Я открыл портфель и закричал, да так громко, что рыжая крыса кубарем скатилась с подоконника и скрылась. Килограммовый пакет крупы лежал в портфеле. Понимаешь, крыса помогла мне его найти. Крупу забыли вынуть из портфеля жена или я сам, не знаю, но о ней забыли... Эта крупа спасла мне жизнь...

"Жив ли он?" - думал я, не прекращая наблюдать за траншеей противника.

Грохнул выстрел, на чьей стороне - я не разобрал.

Зина положила винтовку плашмя и укрыла оптический прицел за бронированный щиток:

- Ося, иди сюда, - позвала она. - Глянь, что вытворяют гитлеровцы.

Я посмотрел в перископ.

Два немца занимались чем-то невероятным: по очереди то нагибались к земле, то опять выпрямлялись; один выпрямился и положил на плечо деревянный молоточек на длинной палке.

- Ребята, это они игру в крокет демонстрируют, - сказал Бодров. Дураков в нашей траншее ищут, жулики.

После долгих поисков я все-таки обнаружил снайпера. Он лежал метрах в тридцати от чучела, у бутовой плиты. Я показал его ребятам и предложил им посмотреть, нет ли поблизости от игроков другого вражеского стрелка.