У Судьбы на Качелях

С какими же потерянными лицами ходили по институтским коридорам наши партийцы, теперь — бывшие. Нет указаний, нет собраний, нет своих, будто бы, секретных обсуждений, всё вмиг исчезло, живи и действуй, как знаешь.

Они натужно улыбались в ответ на колкие шутки (попробуй, раньше так над ними подшути!), давая понять, что ничего такого страшного не случилось.

Случилось! Они потеряли свой высокий и неприкасаемый партийный «статус». Конечно, это их мучило, и душа саднила. Зато они могли теперь спокойно и без страха присоединиться к возмущающемуся и всё критикующему простому народу, но еще долго — по привычке — осторожничали. Не верилось им, что не вернется всевидящее и наказующее око КПСС.

Меня тоже приглашали в партию. Один раз. В то время мода была такая: принимать молодых женщин, выпорхнувших из комсомольского возраста. А я как раз выпорхнула. Притом активная — член редколлегии. Парторг сказал: «Вы подумайте и сообщите мне». Я попросила три дня на размышление.

Доразмышлялась я до такой мысли: зачем я туда вступлю? Всякие нагрузки, поручения, собрания, а у меня ребенок, заботы. Но была главная мысль: примут меня в этот кружок «избранных» и — прощай, свобода. Захочешь уйти на другое предприятие, скажут: ты тут нужнее (всякие «переходы» в партийной среде не поощрялись). Захочешь еще что-нибудь — да мало ли чего в жизни захочешь, это вещь непредсказуемая, тут же одернут — нельзя! (отпусти народ мой — этого, к моему счастью, в голове моей тогда и близко не было, я ведь не различала, где народ «мой», а где «не мой», и сейчас так же не различаю).

Короче — конец свободе личности.

А со словом (или понятием) «свобода» я всегда очень носилась. Хотя, конечно, я и в глаза не видела эту самую «свободу», но, разумеется, этого не понимала, а если и понимала, то весьма слабо (в основном, из читаемой от первой страницы до последней «Литературной Газеты»).

Я сказала, стараясь не слишком огорчить парторга — безобидно-приятного мужчину с несколько бабьим лицом: «Это для меня очень ответственно. Я еще не готова к такому шагу». Надо было видеть его разочарование. Наверное, план по приему молодых женщин из комсомолок рушился. «Вы еще подумайте», — промямлил он. Но больше ко мне не подходил, а я каждый раз пугалась, увидев его поблизости — опять предложит! Нет, обошлось. Обиделся, видно. Как же — такая честь оказана, а она!..

Но… был такой момент в жизни, когда я пожалела, что тогда отказалась.

Неприятная заварушка случилась на работе, и на меня все шишки попадали.

И я подумала (и подумала правильно): была бы партийной, ни одна шишка на меня бы не упала. «Своих» они защищали в любых передрягах.

Ну, что ни делается, всегда приходит к лучшему. Надо мной никогда не висел дамоклов меч «указаний сверху», не грозило обсуждение партийных постановлений или разбирательство «личного дела члена партии такого-то».

Сия скучная и принудительная чаша меня миновала.

Какая умница! (ведь один раз всё же пожалела…)

НА ТОМ БЕРЕГУ, ГДЕ МЫ БЫЛИ

Те годы ушли и наступили другие. Лучшие ли?.. Лучшее всегда там, за спиной. Но и «не лучшее» тоже там.

Жизнь вмещает в себя много — не опишешь всё на этих страницах, да и не нужно. Тем более что жизнь была самая обыкновенная. Как у всех. Во всяком случае — в той определенной части общества, в одном из его слоев. А другие слои и жили по-другому. У них и воспоминания свои.

Теперь я живу на другом берегу. Оглядываясь на тот, оставленный. Как я живу? Опять так же, как и все. И опять с поправкой — все не могут жить одинаково.

Переживаю за покинутый мной берег, читая невеселые письма подруг. И уже не даю советов — глупо.

Смотрю российское ТВ и надеюсь, надеюсь. Оптимистка ведь! Поэтому надеюсь, что очередные карнавальные картинки сменятся совсем другими — должны же люди (и мои подруги) когда-нибудь (успеют ли) зажить нормальной, обустроенной жизнью, без всяких фантасмагорий.

Самое интересное, что и здесь, на новом берегу тоже имеются фантасмагории, но — несколько другие.

Я надеюсь (опять надеюсь), что со временем напишу об этом другую повесть. Насколько «идиллическую» — это мне пока неизвестно.

Есть одна лишь конечная станция,Лихо выбранная судьбой:В Шереметьево регистрациейНе кончается путь домой

Ольга Мещерякова

2000 г. Израиль.

I go to America

Путешествие первое