Этот спор повторялся из года в год, но Лалага никак не желала прислушаться к голосу разума – она бы скорее осталась в Портосальво. Там тоже был небольшой каменистый пляж у нового маяка, куда ходили деревенские мальчишки и где младшие Пау обычно купались до начала сезона, а отец – все жаркие дни, приходя в себя после тяжёлой работы в операционной.
В конце концов синьора Пау сдалась: старшая дочь была её любимицей. К счастью, Саверио и близнецы отлично ладили с детьми Ветторе. А в этом году, с приездом Тильды, может, и сама Лалага не будет настаивать на своей вечной спутнице.
Наконец первого июля пришла телеграмма от тёти Ринуччи: Тильда покончила с экзаменами, перешла в следующий класс и завтра с утренним катером прибудет на Серпентарию.
Глава третья
Тильда приехала одна под присмотром капитана катера, друга отца. С собой она привезла два больших и ужасно тяжёлых чемодана.
– Что у тебя там, камни? – рассмеялся доктор Пау, пришедший встретить её на пирс в сопровождении возбуждённых от любопытства детей.
– Книги, – лаконично ответила племянница.
Но это было не так. Во всяком случае, не совсем так. В комнате, отказавшись от помощи нетерпеливо суетившейся Лалаги, Тильда распаковала багаж и переложила в шкаф и комод огромное количество одежды и обуви – слишком большое для спартанской жизни на Серпентарии, где дети обоих полов ходили в одних только купальниках, футболках и шортах.
Купальников у Тильды оказалось целых четыре: три закрытых и один раздельный, очень смелый. Также наличествовало: три юбки (две плиссированных и одна с жёстким кружевным подъюбником); три длинных платья; большое количество шорт, рубашек и блузок; четыре или пять шерстяных свитеров; длинные брюки (холщовые и вельветовые); ветровка; сандалии, сабо, балетки, туфли на завязках с джутовой подошвой, золотистые кожаные мокасины... Лалага не верила своим глазам: когда и где кузина будет носить всю эту красоту? И что скажут другие отдыхающие? Лопесы, конечно, умрут от зависти.
А ведь месяцем раньше Лалага, рассуждая о вероятности дружбы с Тильдой на Серпентарии, совершенно упустила из виду Аннунциату и Франциску Лопес, пятнадцати и тринадцати лет, – самый подходящий возраст. Правда, сейчас, хорошенько подумав, она уже не боялась соперниц: те всегда отличались злобой, высокомерием и тщеславием, поэтому чужаков в свою компанию никогда не принимали, а Тильда была слишком умна, чтобы увлечься столь легкомысленным обществом. Все знали, что у сестёр Лопес отвратительные оценки в школе, поскольку они думают только об одежде да о мальчиках. На каникулах их ни разу не видели с книгой в руках, а семейство Тильды слыло интеллектуалами.
Вот и сейчас под горой одежды в чемодане обнаружилась добрая дюжина книг – все для взрослых, как заметила Лалага, – хотя этого можно было ожидать: осенью её двоюродная сестра пойдёт в гимназию.
– Ладно, теперь я хочу принять душ, – заявила новоприбывшая, закрыв последний ящик комода. – Я вся липкая. Где у вас ванная?
«Как она может не знать?» – изумилась про себя Лалага. Марини в Лоссае не переставали жалеть «бедную Франку», страдавшую без водопровода. Но Тильда, конечно, всегда витала в облаках и ни разу не соизволила услышать других.
– У нас нет ванной, – начала Лалага смущённым тоном.
– А где же вы моетесь? – воинственно поинтересовалась Тильда. – В раковине на кухне, как нищие строители?
– Ты можешь принять душ во дворе, но постарайся сильно не тратить воду. Танкер придёт только через две недели, а наши баки уже наполовину пусты.
Тильда презрительно расхохоталась:
– Всё лучше и лучше! А туалет-то у вас есть? Или справляете нужду прямо в море?
Глава четвертая
Чувствуя чуть ли не личную ответственность за происходящее, Лалага наскоро объяснила кузине систему обязательного сбережения пресной воды, принятую во всех домах Серпентарии.
В доме было два бака: один, с дождевой водой, которую можно пить, – за дверью в кухне (воду оттуда, как для питья, так и для приготовления пищи, черпали оцинкованными вёдрами); второй, во дворе, каждый месяц зимой и каждые пятнадцать дней летом их наполняли при помощи большого прорезиненного шланга из подходившего к берегу танкера. Этой водой пользовались для мытья, стирки и уборки. При необходимости её тоже можно было пить, но только предварительно вскипятив. (В доме Пау, к возмущению всей прислуги, кипятили и дождевую воду – эта избыточная чистота была обусловлена прихотью хозяина, до смерти боявшегося микробов.) На каждого из членов семьи в день выделялся всего один кувшин, стоявший в спальне, на мраморной полке с широким круглым отверстием для кованого медного таза-умывальника. Чтобы умыться, в таз наливали немного воды, которую после использования спускали через клапан в подставленное ведро.