У «Волчьего логова»

— На. Иди, — согласился Довгань.

Игорь взял пистолет, сунул его за пазуху и сразу же пропал между деревьями.

Однако через полчаса вернулся.

— Немцы! — крикнул он, подходя к лагерю.

Отряд всполошился. Заспанные люди первым делом хватались за оружие, а потом вспоминали, что надо бы надеть сапоги…

Довгань дождался, пока люди поднимутся, приведут себя в порядок, тогда сказал:

— Будем отступать. Раненого на носилки…

— Почему? — не скрывая своего недоумения, спросил Игорь. — У нас теперь оружие! Мы им так по зубам надаем!

— А потом? Сколько у тебя патронов? — И сам же ответил: — На час боя. А потом? Нет уж… — Петро повысил голос, чтобы все слышали, — мы будем стрелять тогда, когда мы вздумаем, а не тогда, когда этого немцам хочется.

Отряд, который отходил в направлении Супрунова, прикрывали Гриша Гуменчук и Сидоренко. Впереди шел Коцюбинский. И вдруг ударил пулемет. На головы партизанам посыпались сучья.

— Раз-зойдись! — крикнул Довгань.

К нему подбежал Коцюбинский, потом еще несколько бойцов. Посоветовавшись, решили отходить в Кармелюков яр. Быстро, почти бегом, все направились вслед за Гришей и Игорем, которые хорошо знали лес.

Но как ни пытались партизаны уклониться от стычки с врагом, им довелось принять бой. Не прошли они и двух километров, как передние увидали… спины солдат, осторожно идущих цепью в том же направлении, в каком двигался отряд. Повернуть назад партизаны не могли, это значило бы оказаться между двух огней. А тут хоть есть преимущество — партизаны фашистов видели, а те их нет.

Несколько дружных залпов, и путь отряду расчищен. Прорвав цепь, бойцы, не ввязываясь в бой, оторвались от преследователей.

Только к вечеру отряд добрался до Кармелюкова яра. Провели тревожную ночь. Раненому с каждым часом становилось хуже. Его нога вздулась, он метался в жару.

Утром Игорь попытался сходить за доктором в Каменогорку. Но вернулся ни с чем.

— Из лесу нельзя выйти. Вдоль дороги от Гущинец и, очевидно, до самой Уладовки фашистские посты, — сказал он.

Гриша, который вернулся из разведки, рассказал, что и со стороны Мизякова и Супрунова сплошной заслон гитлеровцев. Правда, в самом лесу их нет, но на всех дорогах вокруг леса посты, подводы, даже окопы для пулеметных гнезд вблизи перекрестков роют.

На следующий день группа во главе с Игорем и Лукашевичем решила прорваться в село Бруслинов, чтобы достать лекарства и продуктов. Все запасы были на исходе. Но к обеду хлопцы вернулись, так и не сумев прорваться через заслоны, которые блокировали лес.

А есть уже было нечего. Если делить по полсухаря на брата в день, то хватит на три дня…

Время шло. У раненого началась гангрена. Судя по всему, получил воспаление легких Гриша. Открылась рана на ноге у Довганя. И тогда в село Гущинцы, где была участковая больница, попросилась идти Оля. Причем решила идти средь бела дня, в открытую.

Она незаметно вышла из леса на павловскую дорогу, но не пересекла ее, а пошла по ней в сторону патрулей. Пройдя метров сто, свернула в сельскую улицу. И ее никто не остановил! Патрульным не пришло в голову, что это партизанка, а не девушка из ближайшего села.

Врач тут был один. По всем болезням. Дождавшись своей очереди, Оля вошла в кабинет. Медсестра пропустила ее, закрыла дверь.

— А что привело сюда вас? — спросил врач, почему-то морщась. Очевидно, он и сам был нездоров.

Вместо того чтобы ответить врачу, Оля повернулась к сестре и сказала:

— Оставьте, пожалуйста, нас вдвоем.

— Извините, но в этом кабинете распоряжаюсь я.

— Да, я знаю, — ответила Оля и, глядя на сестру, продолжала: — Однако в ваших же интересах попросить сестру выйти. Вопрос очень личный и касается вас.

Сестра сама, не ожидая распоряжения врача, молча вышла и плотно прикрыла дверь. Оля поставила на стол ридикюльчик, открыла его и… вытащила браунинг. Одним движением щелкнула затвором и сказала:

— Я партизанка. Нам очень нужны медикаменты. Как можно больше.

Врач от неожиданности отшатнулся, встал со стула. Но, взяв себя в руки и пытаясь быть спокойным, спросил:

— А если не дам?

— Возьму сама. А вас придется…

— Вы этого не сделаете. Вас ведь обязательно схватят и повесят.

— Если я вот так пришла к вам, значит, другого выхода не было.

— Хорошо. Я дам вам медикаменты. Но не думаете ли вы, что я их держу в этом ящике стола? Мне все равно надо будет отсюда выйти. А войти обратно я могу или с лекарствами, или… с немцами.

— Если честно — то я верю, что вы советский человек. Ну а на всякий случай… В Гущинцах нет второй больницы. Нет тут и второго врача. Товарищи знают, куда я пошла.

На бледном лице врача появилось подобие горькой улыбки.

— Уберите свою игрушку. Я вам дам медикаменты. Сперва я подумал, что все это фашистская провокация.

Оля послушно спрятала пистолет.

Врач расспросил, чем больны люди, что надо лечить. Многих лекарств в больнице не было. Но йода, бинтов, жаропонижающих средств он ей дал, добавил еще каких-то порошков, заставил записать, как и чем пользоваться. Дал еще и хлеба, и кусочек сала, завернутый в тряпочку. Когда Оля ушла, пожилая медсестра спросила:

— Эта, что приходила… С немцами догулялась?