У «Волчьего логова»

Идея понравилась, и потому к работе приступили немедленно.

Однако дело пошло не так быстро, как хотелось. Просидев до полуночи, хлопцы написали на листочках в клетку первый десяток листовок и, пройдя по селу, расклеили их.

На следующий вечер Игорь прибежал к Довганю.

— Не думал, — возбужденно рассказывал он Петру, — что такой переполох будет в управе. На ночь назначен усиленный патруль. Будут ходить по селу. Так приказал комендант в связи с появлением листовок.

Игорь работал посыльным в сельской управе и знал все, что там происходило.

— Представляешь, — продолжал он через минуту, — в управу попали только три листовки и одна газета. Все остальное — у людей на руках. Прячут, хоть и знают, что за это их могут расстрелять. Это уже о многом говорит.

Через несколько дней Довгань побывал и у Гуменчуков. Во дворе, возле увитой диким виноградом и фасолью стены, сидел на корточках Гриша и большими ножницами резал жесть.

Поздоровавшись с Петром, Гриша пошел в сени, вынес лавку. Это был среднего роста, крепкий, широкоплечий парень. Среди Гришиных сверстников не было в Павловке парня, который мог бы помериться с ним силой.

— Что делаешь? — спросил Довгань.

— Ведра мастерю. Нашел оцинкованные ящики из-под патронов. Не пропадать же добру!

— Ну и как, получается?

— Еще бы! Куда им деваться! Ведра крепкие, железные… Вот только немного протекают…

Зашелестели ветви в саду, и во дворе появился Милентий Кульчицкий — небольшого роста, худенький парнишка, хоть и было ему уже шестнадцать лет.

— Ну как? Вы уже что-нибудь решили? — спросил у товарищей.

— Нет, — покачал головой Гриша, — мы о деле еще не говорили.

Дождавшись Игоря, Гриша Гуменчук обратился к комсомольцам, что собрались в его дворе.

— Нам уже и к делу приступать пора, а связей с подпольем пока что установить не удалось. Надо решить, как быть дальше?

— А что, если подпольщиков нет в нашем селе, ни даже в Калиновке? — спросил Игорь. — Ну вот нету?!

— Это невозможно, — возразил Гриша. — Плохо ищем.

— Ну а вдруг не найдем?

— Если в ближайшее время так и не найдем ниточки к партийному подполью, — в раздумье сказал Довгань, — тогда… тогда создадим свою организацию.

— Да ты хоть представляешь себе, какая это ответственность посылать людей на смерть! — взволнованно сказал Игорь. — Чтобы отдавать такие приказы, надо иметь полномочия…

— А призывы к комсомольцам и молодежи, которые мы в газете читали, — разве это не полномочия?! — ответил Довгань. — Я уверен, что по радио тоже передают приказы Родины. Жалко, что у нас нет радиоприемника…

В конце концов парни пришли к заключению, что они вправе создать свою организацию, которая, решили они, временно не будет иметь связи с партийным подпольем. Потом вспомнили Каленика Васильевича Волынца, заядлого радиолюбителя, который до войны мастерил радиоприемники, премии на всяких конкурсах за свои конструкции получал.

— Э, то когда было! — махнул рукой Милентий. — Он еще при наших, как только началась война, по приказу все свои катушки и жестянки посдавал.

— Ну и что? — вмешался в спор Игорь. — Давайте попросим его, может быть, что-нибудь и придумает.

На том и порешили. Уже прощались, договариваясь о следующей встрече, пожали друг другу руки, когда Милентий вспомнил, что на блокпосту станции Калиновка-вторая есть взрывчатка.

— Наши части, — пояснил Кульчицкий, — отступая, не успели ее вывезти. Мне об этом один железнодорожник рассказывал.

Стали думать, как забрать взрывчатку. На станцию можно попасть только с пропуском, а раздобыть его не так просто.

— Но все-таки кому-то пропуска эти выдают? — рассудительно заметил Гриша.

— Только тем, кто работает на железной дороге.

— Так в чем дело? Может быть, ты и пойдешь туда работать? — предложил Довгань, взглянув на Милентия. — Мы с Игорем будем продолжать поиски связи с подпольем, писать листовки, Гриша подумает, как достать оружие.

— Хорошо, я попробую, — согласился Милентий.

Скрипнула калитка, и во двор вошел сельский полицай. Хлопцы молча, будто не замечая его, начали расходиться. Полицай пропустил их мимо, обшаривая каждого вопросительным взглядом (ведь в школу вместе ходили, а никто с ним даже не поздоровался!), но Милентия Кульчицкого, с которым был знаком ближе, остановил.

— Зря ты, Кульчицкий, с ними связался. Они тебя добру не научат.

Полицай видел, что люди его сторонятся, и чувствовал себя беспомощно, как мальчишка, который набедокурил. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, чтобы успокоиться. Милентию тоже было интересно знать, что думает и чувствует человек, который стал полицаем, продался врагу. Молчание Милентия пробудило в душе полицая слабую надежду найти в нем если не сообщника, то, по крайней мере, нейтрального собеседника. Полицай продолжал, надеясь вызвать парня на откровенность:

— Думаешь, я дурак, не заметил, что вы там ни в карты, ни в лото не играли, хоть Гриша и вынес кубики.

Милентий растерялся. Полицай своим вопросом застал его врасплох. Надо было что-то немедленно придумать. «Он хочет откровенности, — подумал юноша, — надо это использовать».