У звезд холодные пальцы

Силис вздрогнул в тревоге: с ним ли содеялось чудо, что подарило лучшую женщину на Орто? Очнувшись, посмеялся над собой. Сколько весен с тех пор прошло, а сердце, через глаза любуясь женой, все еще учащенно стучит!

Долгунча чем-то похожа на Эдэринку. Такая же рослая и черноокая. Ввечеру эта девушка удивила его, испросив дозволенья переехать в долину к родичам деда. На северной родине у нее, оказывается, никого не осталось. И все же странно, что человек по собственной воле решил покинуть края, где явился на свет.

Говорят, Долгунча и своих помощников уговаривала здесь остаться, уехать хотя бы после торжищ в Эрги-Эн. Плакала даже. Не согласились. Сами, удивляясь немало, убеждали ее домой вернуться. Тоже напрасно, вот жалость-то.

Много потеряют хомусы от их разрыва. Приятно для слуха вместе звучали, больно складные песни надвое раздирать. Завтра после конных скачек отправятся парни обратно на север. Одни, без Долгунчи.

Конные скачки в завершающий праздничный день с новою силой взовьют над Тусулгэ веселые голоса. Но сперва на расчищенном поприще с утра учинятся шутливые состязания. Сильные парни с седлами на спинах побегут по кругу аласа, кто быстрее. На втором круге к седлам приторочат поклажу. Затем настанет черед молодцев, которые побегут наперегонки с лошадьми. Вначале с места сорвутся люди, а лишь достигнут четверти назначенного пути, наблюдатели пустят коней.

Бегунов нынче всего трое. Знаменитый Сюрю́к, в свое время опередивший не одну ретивую лошадку, напрочь отказался вновь себя испытать. Две весны назад его сильно помял на охоте лесной старик. Сломанная левая рука срослась неправильно, вывернулась тылом ладони к боку. Видно, спутав себя с десницей, на предыдущих состязаниях сбила Сюрюка со стези направо. Костоправ Абрыр предложил снова сломать строптивую конечность и срастить как надо. Но скороход не отважился.

Каждому хозяину не терпится показать преимущество своих сильных и резвых коней. Обученные, они слушаются голоса человека, малейшего движения его колен на своих боках. У воинов с лошадьми занимаются приставленные люди. Объезжают до холощенья, к двум-трем веснам после первой стрижки. Купают, кормят отдельно от других, отмеряя пищу в зависимости от времени года и возраста коня.

Силис прикинул, чей скакун может прийти первым. Наверное, опять нравный вороной Хара́ска отрядника Быгдая.

Малошерстного коня с непривычно маленькой головой и высокими ногами Быгдаю пять весен назад посчастливилось выменять в Эрги-Эн у кого-то из заезжих торговцев. За всего ничего – кусок самородного золота с кулак величиной. Правда, добавил еще три связки соболей да пять медвежьих шкур. Берег Хараску, сам ходил за тонконогим, никому не доверяя. В морозные зимние дни держал в теплом стойле, отстроенном для изнеженного скакуна, и сено давал самое лучшее.

Ставка на доброго верхового – жеребенок будущего приплода. За те годы, пока Хараска бегает, Быгдай, должно быть, табун себе сколотил. Надо присмотреть за пылкими игроками вроде Манихая, способных в безрассудном порыве проиграть всех своих жеребят.

Кончатся скачки, и Силис с главным жрецом проведут славный обряд освобождения лошадей по старинному обычаю Кый. Отправят в исконные земли восемь кобылиц священного белого окраса с вожаком во главе.

В пределах Верхнего мира, не ведающих заката, на привольных молочных лугах пасутся громовые табуны небесных жеребцов и кобылиц. По аласам Срединной земли гуляют их братья и сестры – лошади белых, дымчатых, мышасто-серых, бурых мастей. Редко – пегие и красные, еще реже – вороные.

Что бы делали люди саха без лошадей, главного своего богатства? Они также дороги человеку, как здоровье тела, драгоценны, как зрение и слух. На конях ездят верхом и возят грузы. Жеребячье мясо – самое вкусное, из кобыльего молока готовят кумыс. Из шкур шьют постель и одежду, из волос плетут неводы, циновки и летние шапки. Из копыт нарезают пластинки для воинских доспехов.

Люди не строят лошадям крова. Небо для них должно быть открыто. Только кобыл с жеребятами и верховых коней держат вблизи от дома, летом на огороженных выгонах, зимой за открытыми плетеными изгородями. Веревка и сбруя, а тем более кнут не касаются вожака и матери-кобылицы – наместников Дэсегея на Орто. Им не ставят тавра, не стригут пышные хвосты и гривы. Не перестают люди каяться перед Дэсегеем за грех власти над свободными созданиями. Поэтому в праздник полагается отправлять к божественному прародителю табун белых лошадей в девять голов – таков древний обычай Кый. Провожатые отгоняют избранных туда, где в Великом лесу находятся ничейные пастбища, исконные места диких сородичей круглокопытных.

Завтра к ночи народ устанет славить Дэсегея, петь-танцевать хоровод осуохай. Костры высоко разгорятся для последнего праздничного события. На белую шкуру у трех коновязей усядется олонхосут, приглашенный из северного селенья, куда давно отбыл эленский сказитель. Исстари принято обмениваться исполнителями олонхо. Своего послушать всегда отыщется время, а новой весной приятно насладиться еще не слышанной песнью.