Уайклифф и последнее жертвоприношение

— Этот лишек иногда и за ночь не преодолеешь… — Хелен невесело усмехнулась. — Ну ладно, я соберу тебе сумку и суну в машину. Поезжай и постарайся держаться достойно…

Да, вот такое у него получилось Пасхальное воскресенье.

Вообще-то, в словах Хелен был резон. Дорога петляла, изворачивалась и словно пыталась сбросить человека в машине куда-нибудь под откос. При этом Уайклифф был неважным водителем — все его навыки обращения с техникой ограничивались умением виртуозно открывать банку пива. Поэтому поездка заняла заметно больше времени, чем он планировал. «Надо свернуть влево у Трезильяна», — сказал он самому себе и свернул. После этого он попался в густую сеть узких проселочных дорог, петляющих и изрытых колдобинами, по которым ездили солидные люди в больших, крепких машинах; они при виде малолитражки Уайклиффа останавливались и снисходительно пропускали его вперед, наблюдая за тем, как он измученно крутит руль вправо-влево вокруг буераков…

Он добрался до Мореска, когда часы на церкви пробили двенадцать раз.

Глава вторая

Пасхальное воскресенье (продолжение)

Мореск вместе с небольшой рощицей на противоположной стороне Труро — это почти все, что осталось от того древнего леса Морруа, куда в незапамятные времена бежал Тристан со своей Изольдой, но был в конечном итоге настигнут королем Марком.

Хотя деревенька Мореск почти примыкала к Труро, Уайклифф здесь оказался впервые. Он остановился на площади, которая с одной стороны выходила на берег реки. Рыбацкие лодки валялись, накренясь, на прибрежной гальке, и пара лебедей вразвалочку расхаживали вокруг автозаправочной станции при гараже. Привычная провинциальная обстановка.

Сквозь кроны деревьев он разглядел церковь — она стояла слева, ее отделяло от площади довольно внушительное здание. Уайклифф вылез из машины, нашел дорожный указатель и уже через пару минут оказался у церковных ворот, где под недреманным оком полицейского толпилось сборище зевак.

— Инспектор Рид в церкви, сэр! — доложил важный полицейский.

Уайклифф вошел в церковь. Притвор казался погруженным в глубокий мрак, хотя алтарь был залит ярким светом, словно съемочная площадка в кино. У ступенек, ведущих в алтарь, беседовали трое. Один из них обернулся, узнал Уайклиффа и подошел поздороваться. Это был инспектор Рид.

Рид в свое время работал вместе с Уайклиффом в нескольких расследованиях. Это был полный блондин, с мясистым подбородком, несколько нависающим над тугим воротничком. Поросль редких рыжих волос окаймляла лысину, словно тростник вокруг озерца.

— С прибытием вас, сэр.

Рид провел его к ступенькам в алтарь. Под ногами у них лежали специальные дощатые мостки, чтобы сохранить возможные следы или улики до тех пор, пока обследование места преступления не завершится.

Тело было распростерто на ступеньках алтаря, у самых ног статуи Христа. Сразу бросалась в глаза жуткая рана на голове, в области макушки.

Уайклифф остановился и глядел на труп женщины, чьи земные заботы теперь, очевидно, стали его проблемой, Уайклиффа… В насильственных смертях его всегда глубоко шокировало то, с какой легкостью обрывается нить жизни. Но тут присутствовало еще что-то, тревожное, необычное…

— Ее убили не в этом положении, тело перемещали после смерти, — вылетел у Уайклиффа самый простой вывод, но от него просто требовалось что-то сказать, и ничего более глубокомысленного ему на ум не пришло.

Рид, ухмыльнувшись, заметил:

— Конечно. Более того, ее протащили сюда от кафедры. Там на плитках пола следы крови, и по пути тоже.

Уайклифф никак не мог отвести глаза от тела. Никогда еще он не сталкивался с убийством, которое производило бы столь резкое, ошеломляющее впечатление. Однако не так-то просто было выразить это самое впечатление в словах…

Распахивание блузки на женской груди во время изнасилования довольно обычное дело, но вот джинсы и трусики были сдвинуты вниз лишь настолько, чтобы обнажить темный треугольник лобка, но не ниже. Тело было оставлено распластанным на ступеньках алтаря, а пышные длинные волосы, темные и блестящие, были тщательно разложены так, что прикрывали сандалии Христа.

Это было похоже на этакую расстановку для позирования, которую скульптор-сюрреалист создает, чтобы шокировать публику. Но вот для этого позирования, как бы то ни было, женщину убили…

Мельком Уайклифф отметил, что на ногах убитой надеты старые и весьма поношенные тапочки.

— Вот в таком виде ее и нашли, сэр, — сказал Рид. — Никто тут ничего не трогал, разве что вот сняли покрывало, которым викарий прикрыл тело… Никакой обуви здесь не нашли, кроме этих старых шлепанцев на ней, а ведь она не могла прийти сюда В них по мокрой грязи.

— А вам не кажется вся эта сцена слишком нарочитой?

Рид прокашлялся.

— Мне на ум приходит слово «глумление»… гхе-гхе… Понимаете, если это и было сексуальное насилие, то оно явно не достигло результата! — Рид потер себе лысину огромной пухлой пятерней. — По-моему, это могло случиться ненарочно, но вот что именно замышлялось — это уж один Бог знает.

— А что она делала в церкви?