Сегодня вообще выпал свободный вечер. Я-то предполагал, что отправлюсь на ПМГ, позабыв, что я его уже отработал, когда выходил за Саньку. Нет, не забыл, но не рассчитывал на такую быструю отдачу. Санька тот еще гусь. У него могло что-то опять случиться, а официально должен отправляться на ПМГ я. Так что на всякий случай я отправился в отделение, чтобы проконтролировать ситуацию. А тут мой товарищ, вместо того чтобы «простить» мне свой долг, явился. А я… А я сделал вид, что у меня на участке еще множество дел, и быстренько слинял. Останешься – попадешься на глаза начальству, а оно не любит прохлаждающихся подчиненных. Общеизвестно, что начальник рад, если его подчиненные пашут.
И что дальше? А дальше я отправился на свидание. Марина вчера звонила на опорный, сказала: мол, тридцать первого она уезжает, потому что надо и в комнату вселиться (с хозяйкой еще летом списались, но все равно лучше пораньше), а первого сентября ей выходить на учебу. С учебой строго. И если я не возражаю, найду для нее время – ишь, как загнула! – то мы могли бы просто погулять по городу.
Ну, сегодня тридцатое, поэтому имею полное право погулять с девушкой.
Добираться в Заречье нужно автобусом, долго и муторно. Но если подойти к отделению, а еще лучше – к отделу, то всегда отыщется добрая душа, которая едет по нужному вам направлению. Если найдется место, то непременно возьмут. Вот и сейчас отыскался автомобиль, отправляющийся к тому месту, где проживает Марина. Машина, правда, так себе, из медвытрезвителя, но сойдет.
И как в это время за девушками ухаживали? Ни тебе сотовых телефонов, ни стационарных. Я-то ладно, а девчонка, как оказалось, уже второй час меня ждала. И хорошо, что дома не оказалось мамы, а иначе пришлось бы отвечать на вопросы. Цветы бы подарить, но в конце августа бабули продают только георгины и гладиолусы, с которыми детки отправятся в школу, а для девушки такое как бы и не подходит. Опять вспомнил добрым словом свою эпоху, когда на каждом углу притулился цветочный магазин, где и розы на любой кошелек, и гвоздики. Поэтому купил для девушки шоколадку. Но шоколадке она обрадовалась так, что в глазах появились слезы. А что, ейный Миша девушке шоколад не дарил? Вот ведь скупердяй.
Чмокнув Маринку в щечку – по-дружески, это можно! – собрался забрать девчонку и отправиться гулять. Но нет, не тут-то было. Марина решила, что гостя (на ухажера или кавалера я пока не тяну) следует покормить. Поэтому пока я не навернул тарелку щей ее собственного приготовления – вку-у-усно! – она никуда не пошла, а только сидела и посматривала, как я уминаю ее стряпню.
А ведь, пожалуй, если я здесь вдруг не встречусь со своей женой из моей реальности – все может быть! – то следует рассмотреть Маринку в качестве потенциальной невесты. Если, разумеется, она не простит своего Мишу. А ведь все может быть.
В Заречье, к сожалению, гулять пока негде. Либо сплошная стройка, либо остатки бывших деревень. Можно бы прогуляться по Макарьинской роще, в сторону Шексны, но дорога туда пока не асфальтирована, а нынче ночью лил дождь. Значит, отпадает. Поэтому мы решили ехать в город и там где-нибудь побродить. Можно зайти в художественный музей на Ленина или в краеведческий на Луначарского.
Если бы в спецкомендатуры пускали посторонних, так я сводил бы Маришку на выставку нашего художника-самородка Прибылова. Впрочем, почему это самородка? У парня за плечами и художественная школа, и какой-то вуз в Минске. А вот то, что он наш, стопудово, потому что в данный момент Александр Прибылов отбывает наказание. А за что можно определить в тюрьму художника или поэта? Так все за то же – за тунеядство.
Но ходят слухи, что Сашку отправили на «химию» не за это. Мол, нарисовал парень колоду игральных карт, где тузов изобразил в виде членов Политбюро, а валетов – в виде кандидатов в члены. И вот Машерова – первого секретаря ЦК КПСС Белоруссии – он изобразил именно в виде валета, на что тот очень обиделся. Но мне кажется, это лишь слухи. Петр Миронович Машеров, которого я безмерно уважаю, получивший звезду Героя Советского Союза не по выслуге лет, а еще во время войны, за организацию партизанского движения в Белоруссии, мелочным не был. Скорее всего, он даже и не знал о существовании художника, а узнал бы о такой колоде, так посмеялся бы и отдал приказ пристроить Сашку в какой-нибудь клуб оформителем.
Творческие люди – они вообще не от мира сего. Не понимают, что, ежели они, допустим, не являются членами Союза художников или членами Союза писателей, так вроде они не художники и не поэты. Рисуют себе, а еще стихи пишут, искренне недоумевая: отчего же их считают бездельниками и тунеядцами?
Про Иосифа Бродского, которого отправили в ссылку за то, что он официально нигде не работал, слышали все. А вот про то, что в Череповецкой спецкомендатуре отбывал срок Олег Григорьев, знают немногие. Фамилию, правда, мало кто слышал, а вот его стихи давным-давно стали «народным фольклором».
Вот, например: