Последний раз Рыбаков появился у нее неделю назад. Сообщил, что недавно освободился и несколько деньков перекантуется у нее. С собой имел сумку с каким-то барахлишком, и все. Что внутри, она не знает: Рыбаков не показывал, а она в чужих вещах копаться привычки не имеет. Сумка, кстати, и сейчас у них дома. А позавчера он уломал ее сходить вместе в порт насчет работы. Она должна была поинтересоваться в отделе кадров, можно ли устроиться на работу на грузовое судно ранее судимому родственнику? А сам он собирался на пирс спуститься, с плавсоставом поговорить, кого найдет, узнать, что да как. Хорошо бы, говорил, устроиться на какую-нибудь посудину, чтобы до Астрахани и обратно.
Да, подумал я, хорошее дело. Пока до Астрахани дойдешь, куча городов на твоем пути. Шакаль, сколько хочешь. И для правоохранительных органов ты вроде как пропал из виду.
В отделе кадров Людмиле не отказали, но и не сильно обнадежили. Предложили родственнику поработать на берегу, проявить себя, а тогда, может быть, в следующую навигацию и получится в плавсостав перейти. А когда она из конторы вышла, видит: неподалеку от портовых ворот Рыбаков с двумя милиционерами разговаривает. Она хотела подойти, но тот ей головой покачал: не подходи, не признавайся. Она и не подошла. А больше Рыбаков у нее не появлялся.
– Что ж, придется воспользоваться вашим гостеприимством, – нахально заявил Митрофанов и, увидев удивление женщины, пояснил: – Сумочку осмотреть надо. Вы как, сами отпроситесь или нам похлопотать?
– Нет уж, избави бог! – заявила Людмила. – Я лучше сама.
– А у вас телефон дома есть? – крикнул Митрофанов вслед уходящей женщине.
– Да вы что? – искренне удивилась она. – Увидите мои «хоромы», сами поймете.
По дороге Людмила говорила без умолку. Было видно, что, начав рассказывать про этого злыдня, она уже не могла остановиться. И про то, что мать как-то быстро угасла после той новости. И про то, что Рыбаков расстроил ее свадьбу с одним хорошим человеком. Уж все было на мази, как говорится, и тут появляется он, как чертик из табакерки: привет, сестренка! Николай, конечно, с вопросами: откуда такой «братик» выискался? Он все про семью знал и отца, Семена Ивановича, знал раньше и уважал очень. Знал, что детей в семье больше нет. А когда узнал, что этот хлюст еще и ночует в доме…
На этом месте своего рассказа Людмила надолго замолчала. А потом закончила так:
– Не поверил мне тогда Николай. И я бы на его месте не поверила. А теперь у него семья хорошая, дети уже большие… – Она вздохнула. – Теперь понимаете, почему я бы его своими руками…
– Но ведь вы разумная женщина, – начал я. – Не могли не понимать, что это развод чистейшей воды. Обман то есть, – быстро поправился я, когда Людмила недоуменно взглянула на меня. (Видимо, слово «развод» было еще не в ходу.)
– А если правда? – тихо спросила она. – И как тогда жить, если оттолкнешь? Да еще такого непутевого? Непутевых-то всегда жальче.
Мы с Джексоном лишь покивали. Что правда, то правда.
– Да вот и мой теремок, – перебила Людмила свои грустные мысли и указала рукой на небольшой домик с палисадником.
Митрофанов тут же остановил нас жестом руки.
– В доме кто-нибудь есть? – Получив отрицательный ответ, задал следующий вопрос: – Как запирается дверь: на внутренний или навесной?
Потом задал еще несколько вопросов и велел нам немного погулять, пока он тут кое-что посмотрит.
Пока он ходил на разведку, я украдкой посматривал на Людмилу. Разговор после ее рассказа заводить как-то не хотелось. Молодая еще женщина и даже красивая, могла бы свою жизнь и получше устроить. Чем она заслужила такое «счастье», что этот урод выбрал именно ее объектом своего внимания?
И вот сейчас она, даже не особенно интересуясь, а что нам, собственно, надо, взяла и открылась нараспашку. Сорвало, видимо, все предохранительные клапаны, заставлявшие ее молчать обо всем. А может, и некому было рассказывать?
Двадцать вторая
Куй железо, не отходя от кассы!
Про «серпастый и молоткастый» паспорт сказано много. Но скромный зелененький «основной документ, удостоверяющий личность гражданина СССР» образца 1953 года для милиции гораздо милее. И вовсе не из-за наличия в нем пунктов о национальности и о социальном положении, о чем в более поздние времена любили горячо помитинговать непримиримые борцы за собственное представление о свободе личности. В этом паспорте содержались не всем понятные сведения о судимости владельца и понятные всем сведения о месте работы.
У Рыбакова был именно такой паспорт. Почему, когда в стране уже началась кампания по выдаче «краснокожих паспортин» с огромным гербом СССР на обложке, ему выдали паспорт старого образца? Не иначе складские запасы тратили: чего ж добру пропадать? А что, вполне рачительный подход в условиях растянутой на годы паспортной реформы.