Убей или умри! Первый роман о немецком снайпере

Ребята покатываются со смеху. Нойманн маленького роста, и всем представляется веселая картина: Нойманн придавленный огромными грудями. Тема стремительно развивается, так и сыплются остроты одна перченее другой.

Ко мне подходит Земмер.

— Герр обер-ефрейтор, майор фон Хельц прибыл на позиции.

— И что? — удивляюсь я. — Какое мне до этого дело?

— Он привез дезертиров и требует присутствия всего личного состава, не задействованного по службе.

— Ладно, пойдем глянем, — я поднимаюсь.

Фон Хельц, худой высокий мужчина лет сорока. Он одет в мундир с иголочки, на его до блеска начищенных сапогах тускло отражается заходящее солнце. Фуражка с высокой тульей лихо сидит на его аккуратно подстриженном затылке. Он холеный и румяный, от него за сто метров разит духами.

Здесь, на передовой, майор фон Хельц выглядит настолько нелепо, что кажется галлюцинацией. Среди голодных и заросших бородами пехотинцев фон Хельц, как белое пятно на черном фоне. В руке у него стек, которым майор лениво хлопает себя по голенищу. Командиры рот, докладывающие обстановку, смотрятся рядом с ним полными оборванцами. Фон Хельц слушает их с налетом ленцы, словно с трудом скрывая брезгливое к ним отношение. В окопах среди всей этой рвани ему явно неуютно, и он старается ни до чего не дотрагиваться. Кисти его затянуты в шикарные кожаные перчатки. Конечно, он не пошел к переднему краю, а обходит дальнюю линию обороны. До «передка» метров триста, а тут хоть и есть риск схлопотать кусок свинца в башку, но он минимален.

— Вот фрукт, — заявляет Нойманн.

— И не говори.

— Хороший мундир на нем, — протягивает мечтательно Нойманн.

— И не говори, — повторяю, оглядывая прожженные лохмотья нашего бравого рядового.

— Мы тут вовсю гнием, и этому парню не помешало бы чаще бывать у нас в гостях. — Нойманн зажимает одну ноздрю и сморкается прямо мне под ноги.

— Ты бы заткнулся, — прерываю я его критические излияния.

Мы живем во время стукачей. Есть такие, кто норовит спровоцировать собеседника, и потом сдать его, чтобы после получить благосклонность начальства. Поэтому не люблю я вести пространные беседы о падении Третьего рейха, о слабости нашего фюрера, о немощи командования. Все и так понятно без слов. Нойманн — бывалый солдат, но я не уверен в нем даже на десять процентов. Он темная лошадка. Не удивлюсь, если он дрочит на портрет фюрера. А может, я ошибаюсь.

Бауер — другое дело. Нас многое связывает, с ним я могу быть откровенен. Капитан умен, не является китайским болванчиком, но его пунктик — офицерская честь и выполнение приказов. Он не выслуживается, он воюет, и будет воевать, если прикажут. Но будет делать это грамотно, по науке, по возможности не гробя солдат впустую, за что и ценим подчиненными.

Не зря фон Хельц сюда пожаловал, у него есть конкретная цель. Привезли троих дезертиров. Они бежали с линии фронта и были задержаны эсэсовским патрулем. Обычно все решалось на месте, но тут вмешался фон Хельц. Он решил устроить показательную казнь.

Все это мы выясняем у водителя, который привез сюда командира полка. Любой водитель всегда кладезь информации, разносчик слухов, хитрый меняла и пройдоха. Пара сигарет, и мы с Нойманном в курсе всего.

Вместе с автомобилем фон Хельца прибыл «Опель Блиц», на котором привезли дезертиров под охраной команды СС. Ребят поймали в деревеньке, которую эсэсовцы прочесывали на предмет наличия партизан. Зная, что с беглецами не церемонятся, те открыли огонь. Завязалась перестрелка, в ходе которой почти все дезертиры были убиты, но троих удалось захватить живыми.

— И что, их привезли сюда, чтобы расстрелять? — возмущается Нойманн. — Стоило проделать по этим ухабам такой путь, да сжечь столько бензину, чтобы прикончить пару бедняг, уставших от войны.

— Так и есть, — водитель разводит руками, показывая, что все нам выложил без утайки.

Молча соглашаюсь с Нойманном. Поступок майора не лишен пафоса, но уж очень гадко смердит.

Майор дает указания командирам и с облегчением выбирается из траншеи, удаляясь в глубь позиций. Эсэсовцы вытаскивают дезертиров из кузова.

Среди них с ужасом узнаю Стайера. Он стоит, обводит всех нас затравленным взглядом. Все-таки попался старый заяц! Двое других не из нашей роты. Плечо одного из них наспех перевязано окровавленным куском ткани.

— Что сейчас будет, герр обер-ефрейтор? — спрашивает молчавший до этого Земмер.

— Хлопнут их, — отвечает за меня Нойманн, — и дело с концом.

Глаза мальчишки удивленно расширяются — с таким он еще не сталкивался.

— Не ссы, — успокаивает его Нойманн. — Это быстро. Успеем еще пойти вздремнуть.

Ко мне подходит Бауер.

— Приказано построить личный состав… Надеюсь, ты успокоился?

— Так точно, герр капитан. Я в норме.

— Ну, хорошо, — о чем-то задумывается Бауер, а потом, словно очнувшись, обращается к Нойманну: — А вам следует привести в порядок свою форму. Вы позорите вермахт своим видом!

Нойманн делает виноватое лицо, и настолько ненатурально, что я невольно улыбаюсь. Но Бауер слишком озабочен, чтобы обращать на это внимание.