Я покаянно склонила голову, молча извиняясь, и спросила:
– Что-то в папке еще было, кроме этих фото?
– Больше ничего. Похоже, что ее слегка опустошили.
– Так может быть, дело не в фото, а в переписке? Григория с его матерью, Полиной? – предположила я очевидное, на мой взгляд.
Вероника говорила, что там – их с матерью письма, которыми Гриша очень дорожил. Почему рукописные, если сейчас большинство обменивается сообщениями через мессенджеры или электронную почту? Надо будет у Полины спросить. Может быть, доступа к электронке у нее не было. Может, сентиментальность пробудилась. А возможно, на Грише так сказалось бабушкино воспитание: она человек старой формации, для кого письма в конвертах – привычное дело. Возможно ли, что в этих письмах было нечто столь важное, за что Гришу убили?
– Очень запутанная история, Володь. Получается, что сейчас они стали главными подозреваемыми? Я должна поговорить завтра с его невестой Вероникой и разузнать, действительно ли это так.
– Думаешь, она знает? И даже если ей что-то известно, то она может умолчать, – предположил Кирьянов.
– Вот у нее и спросим, но не сегодня. Думаю, она еще не отошла от дневного допроса, который вы ей устроили, – я покосилась на Головина. – Позвольте, я поговорю с ней сама? Мне она сейчас доверяет больше, чем кому бы то ни было.
– Хорошо, я на этот раз не буду вмешиваться, – виновато произнес Головин.
Пока мы разговаривали, за окном стемнело. Снова пошел снег. Большие хлопья ударялись о стекло и таяли.
Обсудив новую зацепку вдоль и поперек, мы наконец-то решились разойтись.
Мой желудок изнемогал от голода. И, вспомнив, что дома меня ждут запеченные в фольге форель с овощами, которыми угостила меня соседка тетя Маша, я как можно скорее вышла из кабинета.
И снова вечер. И снова пустая дорога, которая ведет меня домой. По радио играет соответствующая настроению музыка. А в голове никак не укладывается, что Гриша был связан с бандой. Я несколько раз прокрутила наш с ним разговор, случившийся тем вечером. Он искренне верил в то, что за ним кто-то следит. Какой смысл был разговаривать об этом со мной, если ты сам нечист на руку?
Тем временем я сама не заметила, как доехала до дома. К счастью, на парковке было одно свободное место, и я туда поскорее запрыгнула.
Перед подъездом снова было темно. Фонарь не горит уже несколько месяцев. Управляющая компания не реагирует ни на какие жалобы со стороны жильцов. Поэтому все мои соседки с активной жизненной позицией, зная о моей связи с полицией, собрали делегацию и нагрянули ко мне пару дней назад. Они решили проконсультироваться, как писать письмо в прокуратуру. Но я смогла убедить их, что там заниматься неработающим фонарем не будут.
«Но все же похоже, что уже пора пожаловаться мэру города, раз никто не хочет чинить этот фонарь», – подумала я.
В этот момент ко мне сзади подошел какой-то мужчина. Он сделал это так тихо, что я даже не заметила. Он приставил к моему боку что-то твердое. Было похоже, что это пистолет.
– Советую не сопротивляться и не кричать. В твоих же интересах сейчас просто мне подчиниться, – произнес незнакомец. – Сейчас мы медленно пройдем к машине, сядем в нее и покатаемся по городу. И ты расскажешь все, что мне нужно.
– Кто ты? Может, представишься?
– Нет, нет, вопросы сейчас задаю я. Пойдем.
Мы подошли к его машине. Он открыл дверь. Затем зажал мне нос и рот тряпкой, и я стала отрубаться. Он уложил меня на заднее сиденье автомобиля и умчался прочь.
Я так и знала, что день не задастся. Примета в очередной раз сработала.
Запах сырости и плесени сильно ударил мне в нос, когда я очнулась.
Я с трудом открыла глаза. Место было мне незнакомо. В горле сильно першило. Поэтому очень захотелось прокашляться. Но я не смогла. Рот был залеплен скотчем.
Мои веки не слушались. Голова была очень тяжелой. Сильная боль ударяла мне в виски. Похоже, меня чем-то накачали либо передышала хлороформом.
Место, куда меня привезли, было похоже на заброшенный дом. Справа метрах в трех я заметила окно, занавешенное большой тряпкой. Несмотря на то что оно было закрыто, лунный свет проникал в комнату через небольшую дыру в том, что язык не поворачивается назвать занавеской.
Рядом с окном стоял старенький растрескавшийся стол, на котором догорала свеча. Две пустые кровати с матрасами и подобием подушек, столько же кружек на столе. Похоже, что кто-то жил здесь и причем тайно.
Судя по всему, я сидела на чем-то твердом вроде стула. Мои руки были связаны за спиной. Ногами я тоже не смогла пошевелить из-за того, что они были привязаны к ножкам стула. Я попыталась тихо привстать, но раздался скрип. Неудобно, мышцы болят, голова чугунная, соображается и то с трудом. И во что же я вляпалась, интересно?
– Она проснулась, – услышала я мужской голос где-то из угла комнаты.