Убежденный холостяк

Эндрю шел по коридору, ища покоя, мечтая погрузиться в работу и отгородиться от всего мира, но у него даже не было лаборатории, где можно остаться наедине с самим собой. Он чувствовал себя одиноким, как корабль со спущенными парусами, загнанной лисицей, которая вдруг потеряла свою нору. Господи, что же ему делать? Он все испортил.

«Скажи ей. Скажи ей и покончи с этим».

Эндрю почти бежал, пытаясь избавиться от своих мыслей.

«Нет, — затряс он головой. — Я разрушу все, что мы уже построили. Она будет считать меня уродом, жалеть и ненавидеть. Она станет испытывать ко мне отвращение. Я не смею сказать ей. Не смею».

Челси понимала, что Эндрю нужно время, чтобы побыть одному. Она дала ему час, а потом отправилась на поиски.

Его не было ни в конюшне с Ньютоном, ни в столовой за завтраком, ни в спальне. Она нашла его в бальном зале. Небрежно бросив камзол на стул, он шагал взад-вперед вдоль длинной стены.

«Надо сделать вид, что ничего не случилось, — говорила она себе. — С ним следует обращаться как с испуганной, загнанной в угол собакой, которая готова укусить. Завоюй его доверие. И будь осторожна, иначе он окончательно замкнется в себе».

— Так, все понятно, — весело сказала Челси, беря камзол и аккуратно его складывая. — Тебе не нравится отделка и ты хочешь сменить обои.

— Нет.

— Значит, ты хочешь пробить еще одно окно, чтобы в зале стало светлее.

— Я прикидываю, как расставить полки.

— Полки? Зачем?

— Затем, что этот зал идеально подходит для лаборатории.

— Господин муж, это же бальный зал! Придется вам устроить лабораторию в каком-нибудь другом помещении.

Эндрю резко повернулся и устремил на Челси тяжелый, сердитый взгляд.

— Насколько тебе известно, я не люблю выезжать в свет. Следовательно, мне также не понравится, если этот свет приедет ко мне. Поэтому мы спокойно обойдемся без бального зала.

Челси скрестила руки, прижав сложенный камзол к груди.

— А вот мне бы очень хотелось иметь бальный зал. — Она спокойно встретила его взгляд. — Эндрю, знаешь…

— Что?

— Кажется, опять настало время попытаться завязать дружбу между нами. Начали мы очень хорошо.

Прежде чем он отвернулся, Челси успела заметить боль в его глазах.

— Эндрю?

— Зря ты вышла за меня, — бросил он. — Тебе было бы лучше без меня, даже с испорченной репутацией. Я никогда не сделаю тебя счастливой. Просто не смогу.

— Ты уже делаешь мня счастливой, когда не отдаляешься и не отталкиваешь меня своим гневом, которого я не понимаю. — Челси подошла к нему и положила руку ему на локоть. — Почему ты мне не доверяешь?

Она почувствовала, как под ее пальцами напряглись мышцы его руки. Эндрю продолжал молча смотреть в стену.

— Почему ты не откроешь мне истинную причину своего нежелания появляться в свете? — снова заговорила Челси. — Причину, по которой ты постоянно держишь меня на расстоянии и начинаешь злиться, стоит мне приблизиться? — Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно мягче. — Причину своего странного утреннего поведения? Ведь ты поторопился убежать, чтобы ничего не объяснять.

Эндрю повернулся лицом к Челси. В его глазах появился опасный блеск. Она же смотрела на него спокойно, отказываясь отступать, так как догадывалась: он хочет испугать ее и заставить уйти. И еще она догадывалась, что его крохотная частичка — та самая частичка, о существовании которой он, возможно, и не подозревает, — жаждет сострадания и понимания.

Эндрю отдернул руку.

— Думаю, на этом мы закончим разговор, — холодно произнес он и вышел.

И на этот раз Челси не побежала за ним. Она долго стояла посреди бального зала и размышляла, а потом гордо вскинула голову и пошла в свою комнату. Oна чувствовала себя побежденной, и ее душили слезы. Вот и все, что она сможет вспомнить о первом утре супружества.

Дверь в ее комнату была приоткрыта. Она вошла внутрь. В спальне царил полумрак. Тихо притворив за собой дверь, Челси приблизилась к кровати, скрытой под балдахином. В ней вспыхнула робкая надежда, что сейчас она отодвинет штору и увидит Эндрю — доброго, раскаивающегося, жаждущего и готового продолжить то, что они начали в подъездной аллее.

Челси раздвинула шторы и не раздеваясь упала на кровать. Слезы жгли глаза. «О Эндрю!»

Она поняла, что постель пуста, только когда коснулась матраса. Вернее, не совсем пуста. В постели ее ждал Пятнистый.

«Слишком много приключений для первой брачной ночи», — сказал Эндрю. Челси уткнулась лицом в подушку и расплакалась.

Глава 24

Поднимаясь наверх, Эндрю услышал стук копыт и понял: Сомерфилд уехал. Отовсюду до него доносилось перешептывание слуг, обеспокоенных появлением нового хозяина.

Когда Эндрю остановился возле комнаты Челси, из-за двери послышались сдавленные рыдания. Он взялся за дверную ручку и замер. Его переполняли стыд и страх. Он не догадывался, что Челси умеет плакать. И вот сейчас она плачет и плачет из-за него. Он почувствовал себя последним мерзавцем. Надо пойти к ней и успокоить, но что он может ей сказать? Что может предложить? Правду? Или полуправду? Или наглую ложь?

Его пальцы соскользнули с ручки. Он провел рукой по лицу и сорвал ленту, удерживавшую волосы.