Убежище 3/9

– На гут, – сказал он спокойнее. – Я прощьять тебья, если ты мнье помочь. Нет мне покой… Нет свобода. Я так устать, так устать… Всье времья должен нападать на хорошие льюди, кусать шея, пить кровь… А я никогда нье льюбить кровь, бояться… Тьяжело мне… Не мочь расслаблятьсья здьесь, напряжение все врьемья… Ты – дай мнье покой… Дай мне свобода…

– Хорошо. Объясни, как.

– Встань на кольени передо мной, – сказал Томас тихо, – вот так, молодьец. Придвинься ближе ко мне. Мы кое-что не успьели додьелать тогда, на вокзал. И я до сих пор хотеть… Сделай приятно мне. Сделай приятно мне ротом и дай мне покой… Сделай… вот так, так, да, да, да, йа, йа, йа…

Это продолжалось долго, очень долго. Наконец Томас часто задышал, напрягся всем телом, задергался в мелких конвульсиях… но ничего не было. У себя во рту, на языке и в горле Маша не ощутила ничего, кроме тепла.

– Спасибо, что освободила меня, – сказал Томас без акцента. – Теперь ты можешь подняться.

Маша встала с колен.

Неловко пританцовывая на скрипучем мостике, Томас натянул штаны и заковылял прочь, в темноту Нави.

И когда он исчез из виду, она почувствовала, что теплая волна заполняет ее, согревает ее изнутри.

VIII. Путешествие

Сначала я работал на площади Навона, всегда на одном и том же месте. По правую руку от меня стояла щуплая пожилая кореянка – она продавала саранчу, кузнечиков, пауков и жуков, сделанных из кусочков зеленого картона и побегов бамбука. Насекомые были привязаны к изящной деревянной стойке тонкими белыми ниточками и болтались на ветру, шурша крыльями и лапками. Они были так похожи на настоящих, что туристы шарахались в стороны. Я ни разу не видел, чтобы у нее что-нибудь покупали. Зато несколько человек всегда толпилось рядом с девицей, что сидела следом за ней на раскладном стульчике. У той были тонкие блестящие колечки в ушах, в бровях, в носу, в губах и в языке. Она делала всем желающим фальшивые цветные татуировки.

Слева от меня стояли трое негров. На большой белой простыне, разложенной у их ног, валялась груда маленьких дамских сумочек из кожзаменителя. Сумочки были до странности уродливые – зеленые и розовые, блестящие, грушевидные, с огромными ржавыми пряжками. Прохожие останавливались перед простыней и недоуменно разглядывали товар. Продавцы равнодушно скалили зубы и сохраняли независимый вид. Сумки у них покупали редко.

Я же рисовал городские виды, разложив листы ватмана прямо на асфальте. Иногда кистью, а когда было лень – из специальных пульверизаторов. Лучше всего расходились мои дикие кошки в развалинах Римского Форума. Людям нравилось смотреть, как с шипением выдавливается из желтого баллончика полная луна, а из черных – кривые хвостатые кляксы; мне было жарко и смертельно скучно. Это была халтура. Халтура и ничего больше.

– Если тебе так скучно, давай откроем общее дело, – сказала однажды Люси.

– Какое у нас может быть общее дело?

– Помнишь, ты рассказывал про фокус со скрипкой? Мне понравилась эта идея.

– Ты умеешь играть на скрипке? – усмехнулся я.

Когда-то давно я действительно рассказывал ей об этом трюке – его придумали, собственно, какие-то итальянцы. Трюк был прост и почти гениален. Для него требовалось двое напарников, один из которых был бы музыкантом, колода карт, скрипка и, собственно, жертва – или жертвы.

Один из напарников садился играть с жертвой в карты. Второй – скрипач, якобы приглашенный для развлечения гостей, прохаживался по комнате, наигрывая на скрипке. Обходя вокруг стола, он изучал карты всех участников и условными мелодиями передавал напарнику сведения об их мастях и достоинстве. Это была одна из моих любимых историй…

– Нет, не умею, – ответила Люси. – Зато я умею другое.

– Трепать языком?

– Вот именно.

– И как нам это поможет?

– Очень просто. Ты будешь играть. А я буду – ну, скажем, твоей домохозяйкой. Уборщицей. Буду ходить по комнате и вытирать пыль. Буду приносить вам кофе с бутербродами. Убирать со стола. И все время бормотать себе что-то под нос. Мы разработаем систему условных знаков… то есть слов. Ты будешь знать все их карты, – она говорила возбужденно, то и дело облизывая сухие губы липким языком. – Ты ведь хочешь?

– Нет.

Я ответил, что вполне могу играть без ее помощи. Что мне достаточно зеркала на стене. Достаточно того, что я умею делать с рубашками карт. Проблема только в компании. Здесь, в Риме, да и вообще в Италии, у меня нет знакомых русских, и мне просто некого приглашать.

– Будет тебе компания, – сказала Люси. – Я найду. Но только если это будет общее дело. Если будет, как я предлагаю.

Люди приходили почти каждый вечер. Люси сняла с двери «рабочего кабинета» свою дурацкую табличку, и мы стали играть там. За столом, накрытым зеленым сукном. Она не разрешила мне убрать со стола эту тряпку, а большое зеркало в золоченой раме перетащила в спальню – на всякий случай, чтобы я не мухлевал. Чтобы слушал только ее.