Убийства по алфавиту

– Пока мы говорим о трех жертвах. А на дорогах еженедельно погибает около ста сорока человек.

– Но ведь это совсем другое дело.

– Для тех, кто умирает, разницы нет никакой. Для остальных, для близких и друзей, разница действительно существует. Но меня во всем этом радует одна вещь.

– Буду рад услышать хоть что-то радостное.

– Этот ваш сарказм совсем ни к чему. Меня радует то, что в нашем случае невинные люди не подвергаются преследованиям.

– Но ведь это плохо, когда совсем нет подозреваемых.

– Нет, нет и еще раз нет! Нет ничего страшнее, чем жить в атмосфере постоянного подозрения, чувствовать на себе подозревающие взгляды и самому подозревать тех, кто тебе близок и дорог… Это совершенно отвратительная атмосфера. Так что по крайней мере мы не можем обвинить A. B.C. в том, что он отравляет жизнь невинных людей.

– Вы скоро начнете искать для него оправдания, – горько заметил я.

– А почему бы и нет? Ведь сам он наверняка считает свои действия абсолютно оправданными. И не исключаю, что в какой-то момент мы начнем симпатизировать его точке зрения.

– Послушайте, Пуаро, это уже слишком!

– Увы! Вы на меня рассердились. Сначала мое бездействие, а потом мои взгляды…

Ничего не отвечая, я только покачал головой.

– Но, несмотря ни на что, у меня есть один план, который вас, несомненно, порадует, поскольку он подразумевает действие, а не созерцание. Кроме того, нам не придется думать, а только говорить.

Тон его мне не очень понравился, поэтому я осторожно спросил:

– И что это за план?

– План получения от друзей, родственников и слуг убитых всей информации, которой они располагают.

– А вы что, подозреваете, что они чего-то недоговаривают?

– Ни в коем случае; по крайней мере – не специально. Но рассказать все это – значит сделать определенный выбор. Если бы я попросил вас, расскажите мне, как вы провели вчерашний день, то, скорее всего, вы бы ответили: встал в девять утра, позавтракал в половине десятого – съел на завтрак яичницу с ветчиной и выпил кофе. Потом поехал в клуб и так далее… Вы ведь не станете рассказывать мне о том, что сломали ноготь, что у вас кончилась горячая вода для бритья, что вы пролили немного кофе на скатерть, что вы почистили вашу шляпу, прежде чем ее надеть… Все рассказать просто невозможно, и именно поэтому человек всегда выбирает, о чем говорить. Когда речь идет об убийстве, люди обычно рассказывают то, что они считают важным. Но очень часто они в своем выборе ошибаются!

– Ну и каким же образом можно узнать необходимые вещи?

– Очень просто. Как я только что сказал – разговаривая! Обсуждая какое-то событие, или каких-то людей, или какое-то время; обсуждая все это снова и снова – и тогда вы наверняка обнаружите новые детали.

– И какие же детали?

– Естественно, я не знаю какие – если б я знал, то мне не нужно было бы их узнавать. Прошло уже достаточно много времени, чтобы все опять стало на свои места. То, что во всех трех случаях мы не имеем ни одной улики или не слышали ни одной фразы, имеющих непосредственное отношение к преступлениям, противоречит законам математической логики. Наверняка произошла какая-то тривиальная вещь или прозвучала какая-то тривиальная фраза, которая сможет указать нам на разгадку. Я понимаю, что это похоже на поиски иголки в стогу сена, но на этот раз мы хотя бы точно знаем, что она там есть.

Для меня все это выглядело очень смутным и непонятным.

– Вы не понимаете? Даже простая служанка, Гастингс, оказалась догадливее вас…

Пуаро протянул мне письмо. Оно было написано аккуратным ученическим почерком: