Убийства в «Маленькой Японии»

Но ведь в первую очередь он расправился с мужчинами, значит, соображал, что делал. Скорее всего заранее все спланировал и действовал методично, хладнокровно. Хотя это все не исключало человека с тем или иным отклонением от психической нормы. А может, прав тот старик из Японии, и мы имеем дело с серийным убийцей? Ведь если верить газетным публикациям, некоторые из них всегда следуют четкой, заранее обдуманной схеме. Причем в отдельных случаях поблизости присутствует и сообщник.

А если это все же обезумевший маньяк, зацикленный на огнестрельном оружии? Или бывший солдат, страдающий фронтовым синдромом? Некто ущербный с комплексом неполноценности, который ему необходимо чем-то компенсировать? Нет. Хорошо обученный бывший военнослужащий или невротик, считающий себя непризнанным героем и желающий, чтобы о нем узнал весь мир, – они избрали бы для себя более трудную цель, нежели семья туристов. «Наш» убийца не страдает легкой формой психического расстройства. Он либо абсолютно сумасшедший, либо находится в совершенно здравом уме.

Не было ли преступление совершено на расовой почве? Интересный вопрос. Но все подобные преступления, с которыми я сталкивался в Южном Централе, имели подоплекой укоренившуюся ненависть или откровенное проявление неуважения. Из-за этого представители различных рас устраивали массовые драки или убивали друг друга. Белые – черных, черные – белых, выходцы из Латинской Америки – азиатов… Но в нашем деле ни о каком оскорблении расовых чувств речи быть не могло, и только кандзи связывал убийство с Японией.

Тогда почему же были избраны столь странные жертвы? Совершенно беззащитная семья ни для кого не представляла угрозы… Если только… Если только преступник не сам выбрал жертв. Если это было заказное убийство. А в таком случае устраняют всех без разбору. Что и было выполнено, причем профессионально. Первыми обезвреживаются те, кто может оказать хоть какое-то сопротивление.

Означает ли это, что психопатов можно вообще не принимать в расчет? Нет. Доказывает ли это хоть что-нибудь? Очень мало. Нужно еще раз взглянуть на способ отхода.

Убийца прячет оружие в какую-то сумку. Тоже темную или черную в тон одежде. Сумка должна быть достаточно объемистой, чтобы в ней не угадывались даже очертания автомата. Он снова возвращается в переулок и выходит на стоянку позади торгового центра. Сворачивает влево и двигается во мраке вдоль задних стен магазинов пешеходной зоны, а затем тех, что выходят на Пост-стрит. Идет быстро, но не бежит, чтобы не привлечь внимания случайного пешехода или кого-то, кто смотрит в одно из окон коттеджей на возвышенности.

Часы отсчитывают время.

Уже через десять секунд преступник минует парковку, то есть оказывается почти в квартале от места расстрела. Там ждет машина. Где-то на улице. И несомненно, что оставил он ее под деревом – естественным навесом, скрывающим ее от любопытных глаз жильцов домов и от света уличных фонарей. Он садится за руль затемненного автомобиля – внутреннее освещение кабины заблаговременно отключено. Тихо начинает урчать мотор. Убийца включает передачу и отъезжает с темными фарами до тех пор, пока не сворачивает за угол.

Прошло всего двадцать секунд, не более. Он уже в двух кварталах, потом в трех. Когда истекает минута, преступник оказывается так далеко от места убийства, что его уже ничто не связывает с ним, и лишь луна остается безмолвным свидетелем его появления на пешеходной улице.

Да, именно так все и произошло в «Маленькой Японии». Иными могли оказаться только мелкие подробности.

Но все же преступником мог быть и умалишенный, не так ли? Нет! На меня словно нисходит озарение: вот же она – подсказка! Полное отсутствие улик красноречивее всего остального.

На «Маленькую Японию» выходят окна десятков квартир и нескольких реконструированных викторианских коттеджей. Достаточно было одного беглого взгляда за штору, могла залаять собака, которую выгуливал хозяин, мог появиться загулявший прохожий. Но мы не знали ни о чем подобном. У нас не было ничего.

Не требовалось особых талантов, чтобы найти укрытие и разработать путь отхода. Но уложить пятерых человек и уйти, никем не замеченным, не оставив ни одного признака своего присутствия, – на это требовался не просто профессионализм. Это был профессионализм самой высокой пробы.

Ни отпечатков пальцев, ни следов, ни свидетелей.

И это в самом сердце густонаселенного городского квартала!

Это не мог быть псих, потому что манера исполнения свидетельствовала не только о мастерстве владения оружием. Каждая деталь говорила о специальной подготовке, об отточенном умении маскироваться, планировать свои действия и точно рассчитывать время. Расстрел не мог быть делом рук любителя, пусть и наделенного определенными способностями. Или одурманенного наркотой бандита. Или свихнувшегося от сложностей гражданской жизни бывшего солдата. Здесь сработал человек иной породы. Таких специально готовят к тайным операциям. Спецназовец или кто-то подобный. Боец самой высокой квалификации.