Убийства в Солтмарше

Меня она считает козленком. То есть буквально. Однажды она привязала мою ногу к ножке стола скользящим узлом. Теперь-то, нечего и говорить, я ее хорошо знаю, и когда прихожу, — а прихожу я к ней часто, поскольку муж у нее все время в разъездах и ей одиноко, — то сажусь на один стул, а на другой кладу ноги. И представьте, действует: она считает жестоким привязывать животное за шею. Что в маньяках хорошо — так это их замечательная логика. Стоит вам принять их точку зрения и беспокоиться больше не о чем — если они не склонны к убийству; тогда уж принимать их точку зрения совершенно незачем, если опять же вы не настолько философ!

Итак, после чая мы с Дафни отправились в Моут-Хаус. Он находится недалеко от деревни, чуть в стороне от главной дороги. Типичный старинный дом мрачного вида, прячущийся среди кустарников, а вокруг высокий кирпичный забор с большими воротами.

Мы прошли по дорожке, позвонили в дверь и были впущены лично миссис Гэтти, поскольку она держала только двух служанок — горничную и кухарку, и у горничной был выходной. Кухарка дверь никогда не открывала из принципа. «У меня другие обязанности», — говорила она, и что тут возразишь? Миссис Гэтти часто сравнивала кухарку с уткой, но поскольку та была из Эйлсбери, где к разведению уток относятся трепетно, то принимала это за комплимент. Ну, оно и к лучшему.

Миссис Гэтти провела нас к себе в будуар — бывшую палату для буйных. Усадив нас и закрыв дверь, она на цыпочках прокралась к своему стулу, уселась и взволнованным шепотом сообщила:

— Свершилось! Дело свершилось!

— Здорово! — сказал я, пребывая, нечего и говорить, в полном недоумении.

Дафни вздрогнула и послала мне нервный взгляд. Я перешел к цели нашего визита.

— Э… не могли бы вы дать нам пару раскладных стульев для праздника?

Миссис Гэтти ответила очень ласково:

— Я и три дам, только никому не говорите. То есть насчет моего Джексона. Не говорите, ладно? Мне мистер Берт сообщил. По-моему, вышло просто чудесно. Так не рассказывайте!

Мы пообещали никому не рассказывать, и еще я пообещал прислать за стульями скаутов с тачкой.

Миссис Гэтти не подвела, и мы получили три отличных стула. В тот вечер Дафни меня поцеловала, и вообще все было прекрасно за исключением похождений Билла. Впрочем, завершились они счастливо, и мы благодаря им получили еще двух — причем неоценимых — помощников в подготовке к празднику.

Старый Куттс, пока мы с Дафни ходили к миссис Гэтти, куда-то отправился и к нашему приходу не вернулся, и потому я засел в кабинете и занялся арифметикой — нужно было сделать разные подсчеты для закупки продуктов и игры в кокосы. Дафни взяла на себя список призов. Миссис Куттс отправилась на кухню портить ужин и настроение кухарке. Уильям пришел и снова ушел, и все, нечего и говорить, было отлично.

В десять вечера зазвонил телефон, и истеричный женский голос потребовал немедленного прибытия Куттса в Бунгало — это дом в районе каменоломен. Поскольку предоставить Куттса я не мог, то побежал сам, не забыв сунуть в карман молитвенник. Из невнятных выкриков звонившей я заключил, что кто-то из живущих у каменоломен, будучи в подпитии, свалился в карьер. Ограда там была никуда не годная, а потом какой-то хулиган и вовсе ее сломал. Позже ее починили, но только с одной стороны — как раз там, где никто не ходит. Проживал в Бунгало один тип по имени Берт, здоровенный такой верзила… впрочем, о нем в другой раз.

Полторы мили от дома викария до Бунгало я шагал добрых сорок минут. После поворота с главной дороги пришлось почти все время идти в гору по невообразимо кривой каменистой козьей тропе. Она вилась вверх по уступам прибрежных холмов с той стороны, где располагались карьеры, а потом спускалась к морю через заросли папоротника, дрока и вереска.

Пустынный берег бухты с песчаными дюнами ничего интересного собой не представлял — там можно было разве что купаться, загорать, да любоваться пещерой, небольшой и совершенно не примечательной. Я не понимал, кто в здравом рассудке мог построить дом в такой открытой и уединенной местности. Хотя теперь-то, нечего и говорить, понимаю.

В холле и еще в одной комнате горел свет. Подойдя к двери, я услышал сверху странное царапанье, но подумал, что это кошка. Взяв молоток, я постучал в дверь, и тут какой-то негодник резко ее распахнул — у меня даже молоток выскочил из руки; я перелетел через порог и едва не рухнул на пол. Не успел я извиниться за такую манеру входить, как дверь захлопнулась и мужской голос произнес:

— Да это же юный Уэллс!

Другой голос, принадлежавший Уильяму Куттсу, воскликнул:

— Да это же Ноэль!

А третий голос, женский, который я сорок минут назад слышал по телефону, сказал:

— Ну слава Богу, за тобой пришли, дружочек.