Убийственно тихая жизнь

– Ну, в этом нет ничего удивительного. С Йоландой не может ужиться даже сама Йоланда.

– Вы знаете, почему Джейн в своем доме никого не пускала дальше кухни?

– Понятия не имею, – ответила Клара. – Но она пригласила нас на коктейль в гостиную в день вернисажа в Уильямсбурге. Хотела отпраздновать «Ярмарочный день».

– Когда она это сделала? – спросил Гамаш, подавшись вперед.

– В пятницу. За обедом. Когда узнала, что жюри приняло ее картину.

– Постойте, – сказал Гамаш, ставя локти на столик так, словно собирался проползти по столу и забраться Кларе в голову. – Вы сейчас сказали, что в пятницу вечером она всех пригласила к себе в дом. Впервые в жизни. А на следующее утро ее убили.

– Да. Она приглашала к себе на обеды тысячу раз. Но не дальше кухни. А на этот раз подчеркнула, что обед будет в гостиной. Это важно?

– Не знаю. А когда открывается выставка?

– Через две недели.

Они посидели молча, думая о выставке. Потом Клара посмотрела на часы:

– Мне пора. Ждем гостей к обеду.

Гамаш поднялся вместе с ней, и она улыбнулась ему:

– Спасибо, что нашли скрадок.

Он слегка поклонился ей, проводил взглядом ее фигуру – Клара шла, кивая и приветственно помахивая людям. Она остановилась у столика, за которым сидели Питер и Бен. Поцеловала Питера в макушку, двое мужчин одновременно поднялись, и все втроем, словно семья, вышли из бистро.

Гамаш взял со столика «Большую охотничью книгу для мальчиков», открыл обложку. Внутри крупными круглыми буквами неуверенным почерком было написано: «Б. Маленфан».

Придя в гостиницу, Гамаш столкнулся с Габри и Оливье, которые собирались к Морроу на обед в складчину.

– В духовке для вас пастуший пирог, – сказал Габри от дверей.

Поднявшись по лестнице, Гамаш постучал в дверь агента Николь и предложил ей встретиться внизу через двадцать минут. Николь согласилась. Еще он сказал, что поедят они сегодня прямо здесь, в гостинице, так что одеться она может по-домашнему. Она кивнула, поблагодарила его и, закрыв дверь, вернулась к тому, чем занималась последние полчаса: отчаянно пыталась понять, что ей надеть. Она позаимствовала у своей сестры Анжелины кое-какую одежду и теперь не могла решить, какой выбор будет идеальным. По какой одежде сразу станет понятно: вот она, будущий старший инспектор, умная, властная, спорить с которой не рекомендуется? Какая одежда скажет: «Будь похожей на меня»? Какая подходит лучше всего?

Гамаш поднялся еще на один лестничный пролет, открыл дверь в свой номер и почувствовал, как его потянуло к медной кровати с высоким пуховым одеялом и подушками. Ему хотелось упасть на нее, закрыть глаза и уснуть, забыться. Обстановка в номере была простая: стены успокаивающего белого цвета, комод темного вишневого дерева. На одной стене – старый портрет, написанный маслом. На полу – подвыцветший, но привлекательный коврик. Атмосфера тепла и уюта – Гамашу даже трудно было этому противиться. Он помедлил, стоя посреди комнаты, но через несколько мгновений решительно направился в ванную. Душ освежил его, потом он оделся по-домашнему и позвонил Рейн-Мари, собрал свои записки и через двадцать минут спустился в гостиную.

Иветт Николь появилась полчаса спустя. Она решила надеть самое сильнодействующее из имеющихся у нее одеяний. Гамаш не оторвался от чтения, когда она вошла.

– У нас проблема. – Он поднял голову от блокнота и посмотрел на Николь, которая сидела напротив него, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди: не женщина, а сплошные кресты. – Вообще-то, проблема у вас. Но поскольку она влияет на ход расследования, то становится и моей проблемой.

– Правда, сэр? И что же это за проблема?

– У вас хорошие мозги, агент.

– Разве это проблема?

– Да, именно проблема. Вы самоуверенны и смотрите на всех свысока.

Эти слова, сказанные мягким голосом, были для нее как пощечина. Никто прежде не отваживался говорить с ней так.

– Я начал с того, что у вас хорошая голова. Сегодня днем на заседании вы продемонстрировали неплохие дедуктивные способности.

Николь села прямее и немного успокоилась, однако оставалась начеку.

– Но одной хорошей головы недостаточно, – продолжал Гамаш. – Ею нужно правильно пользоваться. А вы этого не делаете. Вы смотрите, но не видите. Вы слушаете, но не слышите.

Николь была абсолютно уверена, что видела эти слова на кофейной кружке в службе дорожного движения. Бедняга Гамаш: руководствовался философией, умещавшейся на кружке.

– Я вижу и слышу достаточно хорошо, чтобы раскрыть дело.

– Возможно. Мы еще посмотрим. Как я уже сказал, вы это неплохо проделали, и у вас хорошая голова. Но что-то отсутствует. Вы наверняка замечали это. Вы никогда не ощущали себя потерянной, как будто люди вокруг говорят на иностранном языке, как будто вокруг происходит что-то понятное всем, кроме вас?

Николь понадеялась, что шок, который она испытала, не отразился на ее лице. Откуда ему это известно?

– Единственное, чего я не могу понять, сэр, – это как можно устраивать мне головомойку за то, что я раскрыла дело.