Убийственно жив

Грейс на мгновение увидел в его глазах редкую вспышку смирения, тень печали, одиночества.

— Слушайте, — сказал Ник Николл, усаживаясь на свое место за рабочим столом и засовывая телефон в карман, — возникло кое-что интересное. — Он положил перед собой блокнот.

Все напряженно взглянули на него.

— Возле аэропорта Гатуик установлена система наблюдения. Сканеры на развязках с обеих сторон шоссе М-23. Вчера вечером в одиннадцать тридцать семь один засек автомобиль «бентли-континенталь», зарегистрированный на имя Брайана Бишопа, направлявшийся к югу в сторону Брайтона. Со сканером на северном направлении были технические проблемы, поэтому возвращение автомобиля в Лондон не зафиксировано — если он туда вернулся.

Подобные сканеры обеспечивают автоматическую систему распознавания номеров, которой все чаще пользуется полиция и службы безопасности, регистрируя приближающиеся к определенному месту машины.

Гленн Брэнсон посмотрел на Грейса:

— Кажется, он опроверг твой тест на моргание, Рой. Втюхал нам липу. Сказал, что в то время дрых в Лондоне.

Впрочем, Грейс не расстроился, а воспрянул духом. Если нынче вечером удастся выжать признание из Брайана Бишопа, то расследование завершится, почти не начавшись. Можно будет тут же отправиться в Мюнхен — практически завтра. Другой вариант: передоверить следствие Ким Мерфи, чего он никогда не делает, предпочитая держать в руках все ниточки. Ошибки допускаются именно при совместной работе, когда сотрудник действует почти на одном с тобой уровне. Важные детали легко проваливаются в трещины.

— Пойдем поговорим с офицерами по семейным проблемам, — сказал он. — Посмотрим, можно ли еще что-то выяснить насчет той машины. Посмотрим, не удастся ли освежить память Бишопа на этот счет.

30

В четверть восьмого солнце стало наконец уходить с побережья Суссекса. Обладатель Миллиардного Запаса Времени сидел за столиком в переполненном открытом кафе, потягивая третью бескалорийную коку, зачерпывая ложечкой остатки орехового мороженого из стоявшего перед ним стаканчика, чтобы потратить то самое время. Выделил несколько долларов, фунтов, евро. Почему не потратить — с собой все равно не возьмешь.

Поднес правую руку к губам, пососал. По-прежнему чувствуется жгучая боль, и — то ли действительно, то ли кажется — крошечные красные пятнышки вокруг легкой припухлости никотинового цвета становятся ярче.

Неподалеку духовой оркестр играл «Остров под солнцем».

Однажды он сам собирался на остров под солнцем. Совсем уже приготовился, когда произошло событие. Жизнь его оплевала с большой высоты. Ну, не собственно жизнь, нет-нет-нет.

Одно из ее творений.

Воздух на вкус соленый, пахнет канатами, ржавчиной, лодочной смолой. Через каждую минуту-другую внезапно доносится слабый, но отчетливый запах мочи. Вскоре после захода солнца начнет вставать луна. И на это людям наплевать.

Оплаченный счет под пепельницей трепетал умирающей бабочкой на морском легком бризе. Он всегда готов сделать следующий шаг. Никогда не знаешь, куда дальше двинешься. В отличие от солнца.

Интересно, куда в данный момент направляется охряный диск молча кипящих газов. Он попробовал мысленно рассчитать по часовым поясам. Багровый шар медленно поднимается над горизонтом в Сиднее за тринадцать с половиной тысяч миль и по-прежнему ослепительно светит в дневном небе над Рио-де-Жанейро. Где б он ни был, его власть — его власть над людьми — не имеет никакого смысла. В отличие от той, которой он сам обладает над ними.

Властвуя над жизнью и смертью.

Точка зрения. Все дело в точке зрения. Для одного темнота, для другого дневной свет. Почему этого почти никто не понимает?

Понимает ли глупая девка, сидящая перед ним на песке всего в нескольких ярдах, глядя на распластавшиеся на пляже тела, на ровную вздымающуюся океанскую массу, на обвисшие паруса шлюпок и досок для виндсерфинга, на далекие серые танкеры и грузовые суда, неподвижно сидящие на горизонте, как игрушки на полке, наконец, на придурков купальщиков, плещущихся в вонючем дерьме, которое им кажется чистой морской водой?

Знает ли Софи Харрингтон, что видит все это в последний раз?

Что в последний раз чует запах просмоленных канатов, лодочной краски, чужой мочи?

Чертов пляж — сточная яма обнаженной плоти, едва прикрытой, белой, красной, коричневой, черной, выставленной напоказ. Пляжные шлюхи без лифчиков. Одна разгуливает с рыжими космами до плеч, сиськи свисают на живот, а живот на лобок, размахивает бутылкой пива — темного или светлого, на таком расстоянии не разберешь, жирная задница выпирает из голубого нейлона, бедра губчатые от целлюлита. Интересно, как бы она выглядела в противогазе, прижавшись к его лицу рыжим курчавым лобком? Чем бы пахла? Устрицами?

Он снова переключил внимание на глупую девку, сидевшую на пляже уже два часа. Наконец-то она встала, потопала по гальке, держа в руке туфли, морщась на каждом шагу. Почему не обуется, удивлялся он. Неужто в самом деле такая тупая?

Можно будет спросить потом, в спальне, оставшись наедине. Ответ прозвучит глухо и неразборчиво из-под противогаза.