Убийственно жив

Это было милое местечко. На берегу расставлены изящные фонарные столбы; павильоны, где располагается бар и обеденный зал, недавно выкрашены в темно-зеленый и белый цвет; на мраморной плите — забавная бронзовая фигурка голого лысого мужчины со сложенными на груди руками и крошечным пенисом; кругом аккуратные пластиковые корзины и зеленые урны для мусора; замечательные пивные стаканы, любезные надписи по-немецки и по-английски.

Перед сидевшим под тентом кассиром стояла длинная очередь. Официанты и официантки в красных брюках и желтых рубашках убирали со столов грязную посуду. Оставив Куллена в очереди к бару, Грейс чуть-чуть отошел и снова принялся изучать карту, стараясь определить, за каким из сотни с лишним столов на восемь персон могла сидеть Сэнди.

Здесь были сотни человек, по его прикидке, добрых пять сотен, может быть, даже больше; перед каждым без исключения стоял высокий стакан с пивом. Запах пива плыл в воздухе вместе с клубами сигаретного и сигарного дыма, соблазнительным ароматом французской картошки и жареного мяса.

Летом Сэнди, выпивая холодного пива, порой шутливо замечала, что в ней говорит немецкая кровь. Теперь шутка стала понятной. У Грейса возникло какое-то странное чувство — то ли от усталости, то ли от жажды, то ли от пребывания в чужой стране, — что он вступил на заповедную территорию, где его присутствие нежелательно.

Внезапно он увидел перед собой суровое властное лицо, которое как бы с ним соглашалось, но и укоряло. Это был серый каменный бюст бородатого мужчины, напоминавший скульптурные изображения древних философов, которые часто видишь в сувенирных лавках и на распродажах. Он еще только учится философии, а этот действительно похож на ее представителя. Имя — Пауланер — торжественно отчеканено на пьедестале.

Подошел Куллен с двумя стаканами пива и двумя чашками кофе на подносе.

— Ну что, выбрали место?

— Кто такой этот Пауланер, немецкий философ?

Детектив усмехнулся:

— Философ? Не думаю. «Пауланер» — название крупнейшей мюнхенской пивоварни.

— А, — промычал Грейс, решительно чувствуя себя полным тупицей. — Понятно.

Куллен указал на столик у кромки воды, где компания молодежи освобождала места, надевая рюкзаки.

— Вон там сесть не хотите?

— Отлично.

Идя к столу, Грейс всматривался в лица за другими столами — мужчины и женщины разного возраста, от подростков до стариков, в повседневной одежде, чаще всего в футболках, широких юбках, шортах, джинсах, почти все в темных очках, бейсболках, панамках, соломенных шляпах. Пьют пиво из высоких или половинных стаканов, едят сосиски с картошкой, жареные ребрышки, сыр размером с теннисный мяч, нечто вроде мясного рулета с кислой капустой.

Здесь была Сэнди на этой неделе? Может, она приходит сюда регулярно, проходит мимо обнаженной бронзовой статуи на мраморной плите, мимо бородатой головы у фонтана, которая рекламирует «Пауланер», садится, пьет пиво, смотрит на озеро?

С кем?

С новым мужчиной? С друзьями?

Если жива, о чем думает? Вспоминает о прошлом, о нем, об их совместной жизни, о мечтах, обещаниях, о проведенном вместе времени?

Он снова взял карту Дика Поупа, взглянул на кружок, стараясь сориентироваться.

— До дна!

Куллен поднял стакан. Грейс поднял свой:

— Ваше здоровье!

Немец дружелюбно покачал головой:

— Нет, у нас говорят: «Прозит».

— Прозит, — повторил суперинтендент, и они чокнулись.

— За успех, — сказал Куллен. — Или, может быть, вам не хочется поддержать такой тост?

Грейс издал горький короткий смешок, подумав, что немец даже не представляет, насколько близок к истине. Словно в ответ на реплику телефон дважды пискнул.

Поступило сообщение от Клио.

57

Стажер-констебль Дэвид Кертис и сержант Билл Норрис вылезли из патрульной машины неподалеку от дома, адрес которого им назвали. Ньюман-Виллас — типичная жилая улица Хоува со старыми викторианскими террасными домами. Некогда это были цельные дома, принадлежавшие одному владельцу, с помещениями для прислуги наверху. Теперь они разделены на квартиры. По всей улице тянутся объявления агентств о сдаче квартир и комнат.

Парадная дверь дома номер 17, похоже, десятки лет не видела ни одного мазка краски; почти все фамилии на панели домофона, написанные от руки, стерлись, выцвели. Надпись «С. Харрингтон» выглядела довольно свежей.

Билл Норрис нажал на кнопку.

— Знаешь, — сказал он, — мы обычно вчетвером сидели в засаде. Сейчас посылают двадцать офицеров. Я однажды попал в передрягу. Один гуляка был завсегдатаем закусочной, которую мы караулили. Я взял и написал на доске: «Отличная задняя часть и вымя». Не совсем хорошо получилось. Инспектор устроил настоящую выволочку.

Он опять позвонил. Через несколько минут, не получив ответа, Норрис принялся нажимать другие кнопки одну за другой.

— Пора кое-кого пробудить от воскресного сна. — Он постучал по наручным часам, фыркнул. — Может, она в церкви?

— Да? — проскрипел вдруг слабый голос.

— Четвертая квартира. Я ключ потерял. Пожалуйста, впустите, — умоляюще попросил Норрис.

Через несколько секунд послышался резкий скрежет и щелчок замка.