Убийственное совершенство

— Слушай, за двадцать лет медицина сделает огромный шаг вперед. И если окажется, что…

— Конечно, — перебила его Наоми. — Великие открытия в медицине. И Фиби — жертва одного из них. Просто чудесно узнать, что наша дочь — морская свинка. И фрик.

— По-моему, фрик — это слишком. Она не фрик.

— А кто она? Какой эвфемизм тебе больше нравится? «Имеющая проблемы с ростом»? Или «имеющая проблемы с половым развитием»? Может быть, фрик — это слишком реалистичное слово? Но так оно и есть, Джон! Это реальность, и мы должны смотреть правде в лицо. Благодаря доктору Детторе, сбережениям всей нашей жизни и деньгам моих родственников мы произвели на свет фрика. Как тебе нравится это?

— По-твоему, лучше бы она не рождалась? Лучше бы они оба не рождались?

— Я не знаю. Я не знаю, что чувствую. А ты? Ты что думаешь? Я понятия не имею, что творится у тебя в голове.

— Все, чего я хотел, — это… — Он замолчал.

— Чего? Чего же ты хотел, Джон? Скажи мне, я вся внимание! И я очень советую тебе включить «дворники». Так мы могли бы хотя бы видеть, куда едем.

Он включил «дворники» и выехал на проезжую часть.

— Я не знаю, — наконец выговорил он. — Я не знаю, чего хотел на самом деле. Наверное, самого лучшего для детей. Для тебя и для меня. Я просто старался сделать так, чтобы всем было хорошо.

— Вот, значит, как ты предпочитаешь думать?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты правда хотел, чтобы всем было хорошо? Или ты хотел удовлетворить свои амбиции ученого?

Он резко затормозил.

— Ты мне не веришь, да?

— Я не знаю, чему мне верить, Джон.

— Это очень обидно, то, что ты говоришь.

Она пожала плечами.

— Наоми, я всегда говорил тебе правду. Когда я узнал про клинику Детторе, я рассказал тебе все, что знал. И я говорил, что мы идем на риск, отправляясь к нему. Мы приняли это решение вместе.

— Может быть, про риск ты сказал не слишком внятно? — с горечью спросила Наоми.

— А может быть, ты плохо слушала? — мягко возразил Джон.

Она повернула голову и посмотрела на него в упор. Посмотрела на человека, которого когда-то так безумно, так страстно, так горячо любила. С которым прошла сквозь огонь и воду. Который дал ей силу оправиться после смерти их сына и жить дальше.

Она посмотрела на него с такой ненавистью, что, если бы сейчас в руке у нее оказался нож, она бы, не задумываясь, воткнула его этому человеку в грудь.

62

В монастыре Периволи Тис Панагиас, в переводе Сад Святой Девы, день начался точно так же, как начинался последние одиннадцать столетий. В половине третьего утра раздался стук — дерево по дереву. Монахов созывали к заутрене.

Небо еще было усыпано звездами. Луна заливала двор и постройки белым, каким-то мраморным светом. Стук становился все быстрее и сильнее, отбивая завораживающий, гипнотизирующий ритм. Он отражался от древних плит, которыми был вымощен двор, и обветшавших, покрытых трещинами и облупившейся краской стен, окружавших большей частью заброшенные здания.

Настоятель поднялся с узкой кровати, зажег масляную лампу, стоявшую на тумбочке, перекрестился на изображение Девы Марии и быстро облачился в черную рясу.

Когда Янни Аноупулис юным послушником переступил порог монастыря — шестьдесят четыре года назад, — вставать раньше всех и созывать братьев на молитву было его обязанностью. Он выходил на двор и деревянным молотом бил по древнему тиковому бревну, висевшему на ржавых цепях. Тогда ему было двадцать два года, и сердце его болело от любви к Господу и желания служить Ему.

Теперь у него болело не только сердце, но и много чего еще — особенно ноги и колени. Тело, в котором укрывалась его душа, ветшало и разрушалось, так же как и постройки, служившие укрытием для нескольких оставшихся здесь монахов. Его зрение становилось хуже день ото дня, сил оставалось все меньше. Отец Янни не знал, сколько еще времени отвел ему Господь, но утешался тем, что после долгих лет неопределенности будущее монастыря, приткнувшегося к высокой скале в Эгейском море, в двадцати километрах от берегов Греции, было наконец-то устроено.

Он накинул на голову капюшон и, тяжело опираясь на палку, спустился по каменным ступеням вниз, во двор. На паперти горели масляные лампы, и резкий запах горящего масла смешивался с острым, влажным запахом моря. За его спиной послышались шаги троих других братьев — всего их было пятеро. Все, что осталось от ста девяноста человек. Столько монахов насчитывалось в монастыре, когда отец Янни пришел сюда.

Войдя в церковь, он перекрестился и на некоторое время замер перед прекрасным изображением Святой Девы с Младенцем. Пресвятая Дева Мария! Она охраняла остров и всех живущих на нем. И вознаградила его за долгие годы служения, приведя на остров американца. Американца, который их спас.

Он подумал, придет ли американец к заутрене. Иногда во время службы американец сидел рядом с ним, обычно его сопровождали молодые послушники. В другие дни он говорил, что хотел бы помолиться наедине в своей келье.