Убийство Деда Мороза

Маркиз де Санта-Клаус прогуливался по городу. В лабиринте извилистых улочек с неровными мостовыми между низкими домиками с оштукатуренными стенами все казалось ему очаровательно живописным.

Некоторые из домов, подобно жилищу фотографа Гаспара Корнюсса, опираясь на кладку, ограждавшую проезжую часть, нависали над улицей, словно мосты.

Погреба, вырытые перед каждой дверью и закрытые двумя металлическими или деревянными щитами, длинные проходы, шедшие от порога порой через весь дом к маленькому садику, жалюзи — все мелкие детали привлекали маркиза.

В глубине мастерской, заваленной еловыми чурками, старик работал за верстаком. «Должно быть, мастерит сабо», — подумал маркиз. Он ошибался. Старик вырезал деревянную лошадку.

На Козлиной улице за одним из окон висели разделанные части туши — здесь мясник Матиас Хаген проводил то время, когда не сидел перед кружкой пива у Копфа. В просвет между двумя частями бычьей туши маркиз кинул взгляд внутрь помещения. Он увидел женщину, размешивающую в полной воды лохани сотни синеватых глаз.

«Брр! — подумал он. — Ничего себе занятие! Интересно, под каким соусом собираются они приготовить эти бычьи глаза?»

Но он быстро понял свою ошибку. Жена мясника мыла не бычьи глаза, а стеклянные шарики, которые только что покрасила.

И так было со всем. Человек с лупой, который собирал часовой механизм, не был часовщиком — пружинки и зубчатые колесики предназначались для того, чтобы заставить двигаться зайцев, уток, кукол, разные механические игрушки. Другой, разбиравший пистолеты и ружья, не был оружейным мастером — его оружие стреляло резиновыми стрелами и горохом. Женщина, мывшая шерсть и конский волос, не набивала матрасы — шерсть и конский волос превращались в руно для барашков на колесиках. Другая, с величайшей торжественностью низавшая жемчуг, рубины и топазы, не была ювелиршей — ее драгоценности стоили три франка кило и служили украшением для кукол. Третья, окруженная розовыми младенцами, на которых надевала ползунки, вовсе не являлась матерью многочисленного семейства — младенцы были из целлулоида.

У окна на улице Трех Колодцев, между двумя клетками с канарейками, Катрин Арно шила из яркой ткани униформы для деревянных солдатиков.

Весь городок жил производством игрушек. В полукилометре от Мортефона находилась фабрика, принадлежавшая мэру города господину Нуаргутту. На этой фабрике были только административные кабинеты, мастерская «окончательной обработки» и сборки сложных игрушек, и служба отправки. Почти вся работа делалась по старинке, «на дому». Людям так больше нравилось. Но вид их работы, особенно в сумерках или при свете ламп, порождал такое ощущение нереальности, что маркиз де Санта-Клаус, заметив крысу, бегущую по водосточному желобу и жабу, которая прыгала у церкви, улыбаясь, спросил себя, а были ли они живыми или игрушками, ускользнувшими из рук мастера.

Однако перед церковью португальский аристократ словно призвал себя к менее мечтательному образу мыслей, и окинул здание уже совсем другим взглядом. Его мысли приняли вполне прозаическое направление: «Ага! Вот она, наша цель. Ладно, дела оставим до завтра. Посмотрим, чего стоит стряпня этого старого хрыча, папаши Копфа».

Ужин был великолепен: пюре из белой фасоли, дичь в горшочке, жаркое «Мак-Магон», салат, фрукты и ко всему этому бутылка нежного «Жентиль де Рибовиле» и ароматного «Трамине де Амершвир». И, наконец, малиновая водка.

В начале ужина маркиз расспросил хозяина о местных обычаях и традициях, легендах и преданиях. Конечно, речь зашла и о Золотой Руке короля Рене. Маркиз не скрыл своего особого интереса к пропавшей раке и даже сообщил Копфу, что собирается заняться поисками с помощью очень чувствительного инструмента, называемого детектором. Если поднести его к месту, где близко спрятано золото, этот прибор притягивается к нему и показывает его присутствие. Копф рассказал о тех местах, где, по легенде, несмотря на многолетние неудачные поиски, может быть спрятана рака: аббатство Гондранж, замок де ля Фай и два или три подвала на Рыночной улице. Он повторил строчки из рукописи: Спроси у Звезды Пастухов, И найдешь Золотую Руку. Португалец старательно записал их в книжку.

К середине ужина маркиз вдруг стал нем, как рыба. Дело было не в сожалении, что он наговорил лишнего, просто он почувствовал, что не в состоянии разговаривать, по крайней мере, разговаривать без риска уронить свое достоинство джентльмена. Язык у него заплетался, пары́ «Жентиль де Рибовиле» и «Трамине де Амершвир» ударили в голову, порождая приятные видения, не имевшие отношения к Золотой Руке короля Рене. Маркиз глуповато улыбался и лишь ценой величайших усилий сидел прямо и не закрывал глаза. В какие-то моменты он даже переставал различать сидевших в зале, и, наконец, у него стало двоиться в глазах. Он встал и сумел беспрепятственно дойти до двери.

— Путешествие меня слегка утомило, — признался он горничной, с лампой в руке шедшей впереди него по коридору.