Убийство девушку не красит

Робея под колючим взглядом Фрекен Бок, Катя нарочито бодро справилась у нее о том, дома ли Михаил Кузьмич Поярков, и получила в ответ приторно-карамельную улыбку и ответ странным шепотом:

– Третий этаж, от лифта налево, пожалуйста.

Ответ был дан только после того, как дама задумчиво оглядела Катю с головы до ног. Катя еле удержалась, чтобы демонстративно не повернуться перед ней на триста шестьдесят градусов и не поинтересоваться, может, и ей сразу на черную лестницу. Но удержалась и под прицелом глаз, сверливших спину, прошла к лифту.

Современный лифт «Отис» не выглядел в дореволюционном доме неуместным, он был заботливо стилизован под старину – респектабельный, с большой, в зеркалах кабиной, деревянными панелями и чистым, не заплеванным полом. Только внизу, под зеркалом было выцарапано гвоздиком по темному дереву «Симка – коза драная дает за деньги!»

Катя улыбнулась, нажимая на круглую пупочку с цифрой три: респектабельность еще не полностью проникла в души поклонников неизвестной Серафимы…

На третьем этаже широкую площадку заливало яркое весеннее солнце, обливая лучами намытые квадратики разноцветной плитки под ногами. Поднявшись на полпролета, Катя остановилась у двери из деревянного массива и, чуть помедлив, позвонила. В глубине квартиры отозвалась негромкая соловьиная трель. Катя покраснела и испугалась: что же она скажет? С чего начнет? А если откроет Лорик? А вдруг откроет он сам и решит, что Катя навязывается?…

Еще Катю волновало, достаточно ли хорошо она выглядит. Все-таки нужно было надеть новое шерстяное пальто, но в нем так неудобно выходить из машины. Уверенности придавало только то, что вчера наконец-то был сделан «Рестилайн» во весь лоб. Лоб сиял девственной чистотой без единой морщинки, из уголков глаз ушли предательские «гусиные лапки», а сами уголки призывно приподнялись вверх. Катя знала, что выглядит замечательно.

Для пущей уверенности она сложила перед собой руки, выпятив элегантные, тоже суточной давности, нарощенные ногти с французским маникюром.

За дверью раздалось еле слышное копошение. Кто-то разглядывал Катю в «глазок». Катя занервничала и начала сердиться, раздумывая, не уйти ли отсюда и ну его к черту с его письмами. Письма, в конце концов, можно у консьержки оставить. Руки со свежим маникюром спрятала глубоко в карманы куртки. Подумав, одну вытащила и чуть более решительно нажала на пуговку звонка.

Дверь, после быстрого шевеления с той стороны, открылась почти мгновенно. На пороге стоял незнакомец: средних лет, средней внешности, среднего роста – взглядом скользнешь мимо, не останавливаясь, и забудешь в то же мгновение. Если бы не уши. Уши жили тут самостоятельной, яркой и колоритной жизнью. Несчастные уши-инвалиды бывшего борца, жалкие остатки недобитых хрящиков, обтянутые кожей и живописно выкручивающиеся двумя розочками по бокам стриженой головы. Эти уши были его единственной, но прочно запоминающейся приметой. Катя так и назвала его про себя: Человек-Ухо.

Человек-Ухо молча наблюдал за Катей, проникая взглядом под одежду и тщательно ощупывая глазами. Нет, это не был взгляд записного ловеласа, раздевающего хотя бы мысленно каждую женщину детородного возраста. Это был взгляд профессионала – острый, внимательный, чутко реагирующий на любое незаметное обычному глазу движение. Охранник. Неудивительно, если задуматься. Просто там, в дороге, Поярков предстал перед ней в другом свете, она и предположить тогда не могла, что его, кроме нее, может охранять еще кто-то. А вот, оказывается, как…

Все это время Катя тоже с интересом разглядывала поярковского бодигарда и, разумеется, не выдержала первой, ежась под взглядом:

– Здравствуйте. Мне нужен Михаил Кузьмич.

– Михаил Кузьмич в настоящее время не может с вами встретиться.

Построение фразы и интонация сделали бы честь дворецкому королевской семьи. Кате стало смешно. Она разом перестала чувствовать неловкость и весело спросила:

– Но он хотя бы дома?…

– Михаил Кузьмич в настоящее время отсутствует. – Человек-Ухо нахмурился, недовольный охватившим Катю весельем.

– А когда же Михаил Кузьмич соизволят вернуться домой? – Тон Кати изменился с веселого на заговорщицкий. Тон профессионального разведчика из старого советского кинофильма. Сама Катя привстала на цыпочки и придвинулась ближе к Человеку-Уху, интимно заглядывая в глаза.

– В зависимости от обстоятельств, – невозмутимо растолковал охранник. Вроде бы и ответил, а вроде бы и ничего не сказал. Молодец, дело свое знает туго! Никакого внимания на Катино глумление не обращает. Более того, внезапно подобрел, взглянул услужливо и любезно предложил:

– Может быть, я могу вам чем-то помочь? Что ему передать? Кто приходил?…

Катя растерялась. Передать можно было только пакет писем. Но тогда обрывалась единственная ниточка, единственная реальная зацепка. К чему лукавить: благое дело по передаче писем – это ведь только предлог. Красивый и благородный повод. Какая тогда останется причина для встречи? Да никакой. А снова увидеть Пояркова вдруг захотелось просто нестерпимо, будто жизненно необходимо.