Убийство Джанни Версаче

Геи, как оценивается, составляют около 10 % половозрелого народонаселения, а вот статистика спроса на видеопродукцию по итогам 1996 года показывает, что доля гей-порнографии в обороте видеопрокатов и торговых точек в США колеблется в диапазоне 30–50 %. Годовая выручка с продаж видеопродукции такого рода исчисляется сотнями миллионов долларов. Ежегодно только официально выпускается около трех тысяч фильмов для геев. А о том, сколько еще всякого «откровенного» и «жесткого» гей-порно циркулирует безо всякого учета и какие деньги это приносит, остается только догадываться.

Во «Взлёте и падении гей-культуры» Дэниел Харрис[38] гневно осуждает «идущее по нарастающей засилье яппи в гей-порнографии», где «порнозвезда всё больше превращается из воплощения вожделенного образа сексуального идеала гея еще и в эрзац его сбывшихся социально-экономических упований на возможность вести беззаботную жизнь праздного богатого бездельника, располагающего неограниченными доходами и целыми днями нежащегося на солнце у бассейна, где в кристально чистой воде юные красавчики в стрингах молча скользят туда-сюда, не вспенивая глади, в ожидании волшебного мига, когда хозяин кого-то из них поманит пальчиком, чтобы со всей душой ему отдаться». В сердце лентяя и вульгарного материалиста Эндрю такие фантазии, должно быть, находили особо звонкий отклик. «Современная порнография придает эротический флер множеству совершенно не относящихся к сексу и просто сторонних вещей, — продолжает Харрис. — Кругом какие-то канделябры и персидские ковры, „порше“ и купе с откидным верхом, нефритовые статуэтки и серебряные подсвечники — сплошь символы высокого положения в обществе, выпяченные на передний план и обрамляющие картину по всей периферии, и во всё это вложено едва ли не больше эротической значимости и экспрессии, чем в сексуальные образы героев первого плана».

Увы, столь обольстительные фантазии в сочетании с кристаллическим метамфетамином оборачиваются уродливыми и извращенными фантасмагориями реальности настолько грязной и убогой, что какие уж там кристально чистые бассейны и серебряные канделябры.

На содержании

Познакомившись с Линкольном Эстоном и став завсегдатаем его гей-салона, Эндрю принялся также раскидывать сети в надежде выудить крупную рыбу: устроиться к кому-нибудь из тамошних патронов на содержание. Ему без малейшего труда давалось общение с этими мужчинами на тридцать и более лет старше него — как в компании, так и тет-а-тет. Особую искусность Эндрю проявлял в деле угадывания круга интересов целевого собеседника и перевода разговора на соответствующую тему: литературу, искусство, лётное дело и т. п. Делал он это безошибочно вне зависимости от возраста выбранной им мишени.

Подобно гейше, Эндрю мог свободно и со знанием дела поддерживать беседу на любую тему, устраивать развлечения и предлагать всяческие утехи сексуального или иного характера. Разве что чувственности ему недоставало — слишком уж давно и глубоко похоронил он в себе всяческую искренность, а потому и выглядел человеком безэмоциональным и холодно-расчетливым.

В разговорах с ровесниками о сексе он обычно высказывался в грубой форме и таким образом, чтобы впоследствии от своих слов можно было отказаться. Известен был своими каверзными параллелями и подначками в тему, которые казались порой весьма остроумными всем, кроме объекта насмешки. Линкольн Эстон, долгие годы проживший в Сан-Франциско и пренебрежительно называвший Сан-Диего «приморской Омахой», видел в Эндрю хорошие задатки бонвивана и сноба и говаривал друзьям: «Эндрю — самый смышленый из молодых людей, кого мне доводилось встречать».

«Вел себя Эндрю как король. За обед расплачивался, небрежно швырнув на стол перед официантом платиновую карту», — рассказывает один из пятидесятилетних обитателей Ла-Хойи, которого Эндрю, обхаживая, трижды угощал роскошными обедами. Будучи давно женатым, этот выпускник Епископской школы со временем нашел себя в Хиллкресте, где впервые и выслушал от Эндрю Де-Сильвы «легенду», ставшую затем стандартной для респектабельной части его аудитории: он — сын португальской еврейки и филиппинца и бывший муж еврейской принцессы, от которой у него есть дочка; обожает кататься на бабушкином «роллс-ройсе»; учился в Шоате и в Епископской; два года отслужил в израильской армии; богачи-родители, живущие попеременно в Ранчо Санта-Фе и на Манхэттене, вышвырнули его на улицу, как только узнали, что он гей.