В день гражданской казни Чернышевского в Петербурге моросил дождь… На помосте (эшафоте) стоял черный столб с цепями. К восьми часам вокруг этого эшафота собралась тысячная толпа: литераторы, сотрудники журналов, студенты Медико-хирургической академии, офицеры. Это были его читатели – те, кто назывался «истинно передовой молодежью».
Чернышевского привезла карета, окруженная конными жандармами. На эшафоте палач снял с него шапку, началось чтение приговора: «За злоумышление к ниспровержению существующего порядка» лишается «всех прав состояния», ссылается «в каторжную работу», а затем «поселяется в Сибири навсегда»…
Дождь усиливался. Чернышевский вытирал мокрое лицо и подслеповато протирал запотевшие очки. Прочитав приговор, палач опустил его на колени, сломал над головой саблю и на руки надел цепи. Дождь уже лил непрерывно, и палач надел на него шапку. Чернышевский вежливо поблагодарил, поправил фуражку, звеня цепями… Вот так, стоя на коленях под проливным дождем, создатель железного Рахметова терпеливо ждал конца «позорной церемонии». Толпа молча ждала вместе с ним. По окончании люди тотчас ринулись к карете. Но конные жандармы наехали на теснящуюся к карете мокрую толпу. Люди бросали в карету цветы.
Чернышевский в кандалах, под охраной жандармов был отправлен в Сибирь, где ему суждено будет пробыть без малого 20 лет. Вместе с ним отправились в тюрьму и на каторгу соратники по «Земле и воле» Серно-Соловьевич и прочие. И пока подслеповатый Чернышевский томился на каторге, на студенческих пирушках поминали любимого писателя в очень популярной тогда студенческой песне:
Великий и испуганный поэт-гражданин
Вождем этой новой поэзии, кумиром нигилистов становится поэт Николай Некрасов, редактор «Современника».
«Муза
Но порой Некрасов пишет страстно, прямо. И тогда его стихи становились пословицами и лозунгами. Все будущие террористы носили в сердце некрасовские строчки: «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть», «Умрешь недаром – дело прочно, когда под ним струится кровь!».
Некрасов сформулировал, наконец, и новое понимание поэзии: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».
Вольная, своенравная муза великого Пушкина, муза, служившая Аполлону, объявлялась анахронизмом, бесполезной игрушкой. На смену ей пришла некрасовская муза – служащая обществу. Муза, беспощадно критикующая власть, муза новой, разночинной интеллигенции. Только такая поэзия имеет теперь право на существование. Ибо только она
И некрасовский журнал «Современник» беспощадно нападает на все, что не отвечает гражданскому направлению.
Однако сам наш великий поэт-гражданин не всегда оставался самым светлым человеком.
Некрасов был знаменитым, очень удачливым карточным игроком и, как утверждала молва, умелым карточным шулером. Играя в аристократических клубах, он с завидным постоянством обыгрывал богачей, но умело проигрывал «нужным людям». Например, заядлому картежнику графу Александру Адлербергу, сыну тогдашнего министра двора. Граф, с детства друживший с царем, был в то время человеком, очень близким к императору.
«Демон самообеспечения» (как красиво написал Достоевский) или «жажда обогащения» (как менее красиво писал о Некрасове публицист Суворин) всю жизнь владели познавшим в молодости истинную нищету Некрасовым.
И поэт-гражданин, говоря современным языком, был умелым и беспощадным бизнесменом. Качество совсем новое тогда среди русских литераторов.
Его знаменитый журнал «Современник» был основан им вместе с литератором Иваном Панаевым. Но вскоре, как писал современник, «видел Некрасова в коляске Панаева с женой Панаева». Некрасов забрал журнал вместе с красавицей Панаевой, которая стала его гражданской женой.
Один из любимых поэтических образов Некрасова – образ матери. Но когда его мать умрет, он не приедет на ее похороны. С Панаевой он расстанется. И когда преданно любившая его Панаева постареет и будет нуждаться,