– Хорошо он учился?
– Да.
– Поведения был скромного?
– Да. Другие мальчики, бывало, поспорят между собой, а он был хороший.
– Не замечали вы, чтобы он вел дурную жизнь?
– Нет, он был скромный.
– Был разговорчивый мальчик?
– Иногда разговорится.
– Видали ли вы, чтобы он дружился с товарищами и чтобы на него имел кто-нибудь влияние?
– Нет. Я жила с племянницей, и она ему давала уроки французского и немецкого языка.
– Много он читал?
– Много.
– На каникулы уезжал?
– Да, летом уезжал к родителям.
– Всегда уезжал к родителям?
– Всегда, а вот на праздник Рождества он у нас не был.
– Уезжая в Петербург, он говорил, что хочет поступить в Горный институт?
– О нем хлопотал князь Волконский.
– Не случалось ли ему в разговорах с вами высказывать свои взгляды относительно будущей деятельности?
– Он всегда был поведения хорошего; иногда, например, услышит, что мальчики выражают вольные мысли, так он опровергал это все.
– Это до отъезда в Петербург?
– Да.
– Что же, имели на него влияние другие? Какой характер у него был, мягкий?
– Лаской с ним можно было сделать все, и он послушается.
– Так что вы сохранили о нем воспоминание как о мальчике хорошем?
– Да.
– И вас удивило то обстоятельство, по которому вы теперь вызваны в качестве свидетельницы?
– Да.
– По тому, как вел себя Рысаков, проживая в Череповце, вы не можете себе объяснить того, как случилось настоящее событие?
– Нет, не могу объяснить.
– До осени 1879 года?
– Нет, до лета, до двадцатого.
– Вы удостоверяете, что он характера был мягкого?
– Да. Мы, бывало, с другими мальчиками поспорим, они погрубят, а мне этот мальчик очень нравился, и я жалею его просто, как сына. В училище он также был примерный. Другие ученики шалят, а он поведения был весьма хорошего. Первый год он плохо учился, но потом стал развиваться довольно хорошо.
– Он был набожный мальчик?
– Набожнее других; он больше других и с охотой ходил в церковь. Я раз как-то сказала ему, что, вот когда поступишь в Горный институт в Петербурге, то, пожалуй, переменишь свои мысли; но он мне сказал, что не пойдет на такие вещи, потому что много читал. Я старинного духа, и мне горько видеть таких людей.
– Скажите, пожалуйста, о характере Рысакова за время пребывания его в Череповце в доме вашей тетки. Что, он имел характер мягкий, восприимчивый?
– Да, это был мальчик мягкого характера.
– И слабый, можно сказать?
– У него была некоторая настойчивость, но всегда на него можно было подействовать лаской.
– Как на него можно было подействовать: лаской или логикой, убеждением?
– Мне кажется, скорее лаской.
– Действуя на его чувства?
– Да.
– С товарищами в каких он был отношениях?
– Был хорош. Я никогда не замечала особенных ссор и особой дружбы.
– Не слыхали ли вы его суждений относительно существующего порядка – суждений политических?
– Нет.
– Вообще эти вопросы не интересовали его тогда?
– Нет.
– В кружке его товарищей не было ли подобных разговоров?
– Я не слыхала.
– По письмам из Горного института не заметили ли вы в нем некоторой перемены?
– Нет, не нашла никакой.
– Вы семью его знаете?
– Знаю. Когда его отдавали в третий класс, то тогда приезжала мать, а потом к нему приезжал и отец. Это было тогда, когда он находился в самом последнем классе или же в предпоследнем.
– Можете ли вы сообщить, какие были его отношения к семье, и в частности к отцу?
– Отца он очень любил.
– Отец переписывался с ним?
– Да.
– Часто получал он письма?
– Нет, не часто, потому что отец его часто бывал в разъездах по своим занятиям.
– По последнему письму к вам в Новгород вы перемены в Рысакове не заметили?
– Особенного ничего не было, кроме того, что эти письма были короче прежних.
– Они не содержали в себе рассказа о его занятиях в институте?
– Он писал, что когда вернулся, то предался занятиям, и спрашивал, как я устроилась в Новгороде.