Читаем Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело полностью

Напомнив лишь вам, что почти у всех подсудимых имеется революционное прошлое, я перехожу к указаниям на собственное признание подсудимых в их принадлежности к партии. Они спешат признать ее, спешат заявить, что они члены партии, действовавшие в ее интересах. Такое признание мы слышали от всех подсудимых, даже от Гельфман и Михайлова. Вы помните, как заявлялось это признание. На вопросы первоприсутствующего о занятиях Перовская и Гельфман отвечали весьма своеобразно: «Занимаюсь революционными делами», а первый ответ Желябова на вопрос о занятиях был торжественное и велеречивое «Служу делу народного освобождения». Затем следуют другие, более определенные признания: агенты Исполнительного комитета, агенты с большей или меньшей степенью доверия, агенты третьестепенные – так и слышится со скамьи подсудимых, и т. д. Как бы то ни было, лица, в настоящее время ее занимающие, спешат навстречу обвинению, спешат провозгласить, что они члены партии. Таким образом, принадлежность их к тайному сообществу, именующему себя «Русской социально-революционной партией», не подлежат никакому сомнению. Об этом сообществе я скажу несколько позднее, а теперь мне нужно указать на показания подсудимых и заняться их исследованием потому, во-первых, что в этих показаниях заключается полное, безусловное доказательство их виновности, доказательство, которого, если бы оно существовало и одно, было бы достаточно для их изобличения и осуждения, – впрочем, доказательство, хотя и связанное с другими данными обвинения, но от которого эти данные заимствуют лишь немного света, так что не будь этих показаний, обвинение было бы так же очень сильно, а эти объяснения, в особенности показание Рысакова, делают его еще сильнее. Затем, во-вторых, эти показания важны для нас в связи с другими как новые указания, которые дают полное, шаг за шагом, раскрытие заговора во всех его подробностях и, что особенно важно, точно распределяют участие каждого из подсудимых. Я не стану излагать показания в отдельности, а постараюсь на основании их содержания представить связно картину преступления так, как оно было совершено, и только в известных местах буду дополнять картину другими данными. Прежде, впрочем, чем говорить об этих разоблачениях, я должен предпослать им общий обзор и сказать о силе их достоверности. Такой прием необходим, потому что нужно иметь известный критериум для того, чтобы в этих показаниях отличить ложь от правды, и этот критериум с точки зрения обвинения я позволю себе предпослать. Вам известно, что вообще показания подсудимых признаются достоверными настолько, насколько они вообще представляются искренними и данными лицами, способными давать искренние показания, и настолько, насколько они подтверждаются обстоятельствами дела, помимо их обнаруженными. Это общее условие достоверности показания подсудимых. Но есть еще специальные условия, относящиеся специально до политических дел, до дел о преступлениях государственных, и на этих специальных условиях я должен остановить ваше внимание. Специфический, особенный характер настоящего преступления и других дел о государственных преступлениях указывает на то, что показания подсудимых, обвиняемых в государственном преступлении, можно соединить по их свойству и значению в известные группы. К первой группе будет относиться полное собственное сознание, согласное с обстоятельствами дела, связанное с оговором всех других участников, известных и сознающихся. Такой оговор в государственном преступлении имеет существенное отличие от общего уголовного оговора, делаемого в обыкновенных уголовных делах, и та мерка, которую мы применяем в общем суде к оговору, которому мы верим или не верим, едва ли применима к оговору политическому. В основании политического оговора всегда лежат известные принципиальные причины и на втором плане – причины личные или частные, отдельные побуждения. Сознаваясь сам и оговаривая других, виновный в государственном преступлении, если мы не имеем основания предположить в нем человека, у которого действия идут вполне вразрез с его мыслями, достигает известной отвлеченной цели. Он полагает, что так поступать нужно, что так следует ему говорить в интересах если не его партии, к которой он принадлежит, то тех взглядов, которые толкнули его на дорогу преступления и привели к нему. Таким представляется мне показание Рысакова, которое я всецело отношу к первой группе. Оно представляет, во-первых, его полное собственное сознание и, во-вторых, раскрытие всего того, что ему, Рысакову, известно об обстоятельствах злодеяния и всех приготовлениях к нему. Справедливость обязывает меня заявить, что это сознание во всем том, в чем касается Рысакова, есть сознание полное и чистосердечное. Оценивая это показание, заключающее в себе и сознание, и оговор, по свойству его и по сопоставлению с другими обстоятельствами дела, которые вполне его подтверждают, нельзя не признать, что ему верить и можно, и должно и по характеру подсудимого Рысакова, и по причинам, обусловливавшим вступление его в партию, и по мотивам содеянного им самим преступления, и по нравственному состоянию, в котором подсудимый находился во время совершения преступления, при производстве дознания и, наконец, здесь на суде. Я полагаю, что не ошибусь, если скажу, что он говорит вполне все то, что знает, и без утайки. Да и едва ли ему есть какое-нибудь основание скрывать от нас истину, потому что с той партией, которая поставила его в занимаемое им в настоящее время положение, как он заявил письменно и словесно, по крайней мере в теперешнем своем умственном и нравственном состоянии, он солидарности не имеет. Я даже уверен, что в эти скорбные, торжественные минуты эта несолидарность простирается так далеко, что тяжкие, мучительные угрызения совести мучают этого человека, по-видимому, неподвижное лицо которого вы видите здесь пред собой; а если это так, то утаивать от суда что-либо, касающееся партии и других лиц, едва ли есть ему основание. Выгораживать своих соучастников он, очевидно, не хочет. Он хочет говорить то, что ему известно, и говорить, несмотря на очевидное неодобрение, с которым партия и вожаки ее во главе относятся к этому оговору и к раскрытию истины. Вы, конечно, заметили, что на судебном следствии центр тяжести борьбы сосредоточивается на том, что Рысаков указывал на участие Гельфман и Тимофея Михайлова, а Желябов и Перовская все свои запоздалые усилия направили на то, чтобы выгородить, насколько возможно, из дела подсудимых Гельфман и Тимофея Михайлова. На это я могу заметить только одно: если им тяжко смотреть на то положение, в котором находятся подсудимые Тимофей Михайлов и Гельфман, из которого, я думаю, они не могут выйти ни в каком случае, то им нужно было подумать об этом прежде. Затем, ко второй группе показаний я отношу собственное, краткое, односложное сознание подсудимого в тех обстоятельствах, которые касаются его самого, простое краткое сознание с умолчанием всего, что касается других: все говорить о себе или говорить все главное в общих чертах, ничего не говорить о других и не давать никаких указаний, которые могут навести на какие-либо следы разыскивающую власть. К этой второй группе относится показание подсудимого Кибальчича; близко сюда к этой же группе, с некоторыми условностями, принадлежат показания и других подсудимых. В этих показаниях к собственному сознанию, к стараниям умолчать или выгородить других присоединяются два стремления: во-первых, постараться представить свое дело, свою партию, свое, пожалуй, участие, но главным образом свою партию, в крайне преувеличенном и ложном свете, постараться увеличить размеры до фантастичности, постараться – я скажу прямо – напугать, если бы напугать кого-либо было возможно, постараться сказать, что если здесь, на скамье подсудимых, стоит группа сильных деятелей партии, то за ними там, дальше, на свободе, есть еще другие, которые идут по одному и тому же пути, что таких много и что партия располагает могучими силами и средствами. Это стремление довольно понятно в подсудимых, но, преследуя его, подсудимые не знают меры и границ и переходят из сферы правдоподобия в область ничем не ограниченной дикой фантазии. К этому роду показаний, в которых заметно и желание выставить себя в известном конспиративном партийном хорошем свете, принадлежит показание Желябова и показание его alter ego

– подсудимой Перовской. Далее, к третьей группе я отношу нежелание показывать, неохоту говорить или просто довольно грубое категорическое отрицание обстоятельств, касающихся данного подсудимого, с некоторого рода ограничениями. Такого рода показания мы слышали от Тимофея Михайлова. Итак, будем верить показаниям первой группы, и, следовательно, показаниям Рысакова, вполне; будем верить показаниям второй группы постольку, поскольку они касаются самих подсудимых, и не будем им верить на основании тщательной критики в том, в чем они идут вразрез с обстоятельствами дела и окажутся продиктованными личными стремлениями, и, наконец, не будем верить третьей категории показаний подсудимых, противопоставляющих факту улики голословное его отрицание. Резюмируя то, что я сказал, и переходя к частностям показаний подсудимых, я для большего удобства вашего, для того чтобы вы могли отметить выводы обвинения, ограничусь кратким перечнем сущности показаний подсудимых и скажу, что подсудимый Рысаков сознается в злодеянии 1 марта вполне и принадлежит к социальнореволюционной партии – с известными оговорками. Сознаваясь, он оговаривает: прямо подсудимых Желябова, Перовскую и Тимофея Михайлова и косвенно, но не менее сильно, – подсудимую Гесю Гельфман; подсудимые Желябов и Перовская сознаются в тех же преступлениях, что и Рысаков, и, кроме того, Перовская в другом приписываемом ей преступлении – в посягательстве на священную особу в Бозе почившего императора, совершенном под Москвой 19 ноября 1880 года, а Желябов – в преступлении под Александровском 18 ноября 1879 года; подсудимый Кибальчич сознается в принадлежности к партии, в цареубийстве, в приготовлениях к одесскому покушению осенью 1879 года и, наконец, в приготовлениях к александровскому взрыву; подсудимый Тимофей Михайлов не сознается в совершении злодеяния 1 марта, сознается вполне в принадлежности к социально-революционной партии, к террористической ее фракции, а также в вооруженном сопротивлении 3 марта властям при аресте его в Тележной улице; и, наконец, подсудимая Гельфман, не сознаваясь в участии в деле 1 марта, сознается в принадлежности к террористической фракции социально-революционной партии или, другими словами, к партии «Народная воля». Более всего показания Рысакова совпадают с показаниями Перовской и Кибальчича. На основании этих показаний подсудимых и на основании других данных дела, как я уже сказал, мне предстоит воспроизвести пред вами по возможности точную картину того заговора, жертвой которого 1 марта пал в Бозе почивший государь император.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские судебные процессы

Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном
Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном

Дуэль и трагическая смерть А.С. Пушкина всегда притягивали к себе особенное внимание. Несмотря на многочисленные исследования, в истории этой дуэли оставалось много неясного, со временем возникли замысловатые гипотезы и путаница в истолковании событий.Подлинные документы следственно-судебного дела о дуэли поэта с Ж. Дантесом-Геккерном позволяют увидеть последние события его жизни и обстоятельства смерти. Эти материалы собрал и подготовил к печати крупный государственный и общественный деятель России Петр Михайлович фон Кауфман (1857–1926), возглавлявший комитет Пушкинского лицейского общества. Впервые выпущенные в свет небольшим тиражом в 1900 году, они не переиздавались более ста лет.Интереснейшие материалы военно-судного дела о дуэли проясняют как собственно проблемы дуэли в России того времени, так и понимание произошедшего между Пушкиным и Дантесом-Геккерном конфликта, а также свидетельствуют о том, каковы были судебная система и процессуальное применение норм писаного права в России XIX века.

авторов Коллектив , Виктор Николаевич Буробин , Коллектив авторов -- История , Пётр Михайлович фон Кауфман

Биографии и Мемуары / История / Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука