Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело

Я полагаю, что если Исполнительный комитет существует, организован и обладает такими большими средствами, то неужели перед самым совершением преступления нужно было бы прибегать к несчастным 50 рублям, полученным Рысаковым из конторы Громова, для средств партии, для фонда ее, за неимением такового? Как бы то ни было, если условиться называть Исполнительным комитетом соединение вожаков, я допускаю, что комитет, а в составе его Желябов, занялся разработкой самого замысла. По словам Желябова, из всех боевых дружин, которых, по словам Желябова, было много, а я думаю одна, – были вызваны добровольцы, и Желябов кликнул клич. На этот клич отозвалось 47 человек, из которых 19 человек шли условно, только в том случае, если на месте совершения преступления их будут сопровождать люди опытные, с революционным прошлым, а 28 шли без всяких условий. Таким образом, Желябов имел перед собой выбор. Но, по словам Рысакова, дело было несколько иначе, и совершение злодеяния было просто-напросто предложено рабочей дружине, из которой вышли Рысаков, Тимофей Михайлов, «Михаил Иванович», к этой дружине принадлежащие. По словам Рысакова, на клик Желябова отозвалось не 47 человек, а всего-навсего четыре человека – те самые, которые, вооруженные метательными снарядами, были расставлены близ Малой Садовой по известным пунктам. После сбора участников начались предварительные объяснения и разговоры заговорщиков о совершении преступления. Этим предварительным объяснениям предшествовало еще давно предпринятое слежение за государем императором… Я не знаю вещи или предмета, внушающего больше негодования, как воспоминание об обстановке этого преступления. Везде на проезде государя императора, куда бы ни вышел государь император, таясь во тьме, следуя за ним, стояли эти люди – выжидающие, высматривающие, следящие за его привычками, за направлением, которое он примет при проезде, для того чтобы потом из этих опытов сделать кровавое употребление, а когда приходится себе представить, что это слежение и наблюдение было организовано женщиной, подсудимой Перовской, то становится еще ужаснее, еще более душа содрогается. Да, между тем это так. Мы слышали от Рысакова и от самой Перовской, которая сознается, что она вместе с другими лицами давно следила за государем императором, в течение всей зимы, и самая выработка плана была результатом опытов, выведенных из наблюдений. Сделалось известным, в каком часу проезжает государь император, по какому направлению, где он останавливается, и на этом был построен план. Затем последовали предварительные разговоры в квартире Рысакова, занимаемой у Ермолиной, и здесь я остановлю ваше внимание на том, что хозяйка Рысакова, Ермолина, в этой квартире его, в то время, которое относится к этим разговорам, видела и Тимофея Михайлова. Следовательно, в предварительных разговорах о цареубийстве принимал участие и при них присутствовал и подсудимый Тимофей Михайлов. Место ли оказалось неудобным или по другим причинам, но только эти разговоры перешли в другое помещение, в настоящую конспиративную квартиру по Троицкому переулку, где хозяйкой была подсудимая Гельфман. Здесь происходили разговоры. Параллельно с этими разговорами, в другом месте, нам неизвестном, может быть, в Подьяческом, может быть, в той уединенной комнате, в которой своим научным изысканиям предавался Кибальчич, происходила выработка самых средств, самого орудия преступления. Нужно было много сделать. Нужно было выработать тип, идею, систему снаряда, нужно было подавать технические советы для устройства мины и в то же время заботиться и о разрушительном, и о спасительном действии этой мины, нужно было заботиться о минимальном количестве динамита, чтобы он поражал только того, кого нужно, и не поражал других. Эта задача лежала всецело на Кибальчиче. По этому поводу я остановлю ваше внимание на довольно странном обстоятельстве, которое подробно изложено в обвинительном акте, не опровергнуто подсудимыми и подтверждено при исследовании дела, а также показаниями на суде. Когда подсудимому Кибальчичу был предложен первый вопрос о его участии в деле, когда его спросили о метательных снарядах, то он прежде всего заявил: «Да, это мои снаряды, это моя идея, моя система, мой тип, я его один изобретатель, без всяких помощников: это мой секрет». А вы знаете, это тип новый, эксперты этого типа не знают, в нем все предусмотрено так, что он своей цели не достигнуть не может. Затем прошло немного времени, пришлось перечитывать это показание, и является уже другая мысль: «Да, но если я сказал, что эта идея моя, то она умрет вместе со мной, она никому не будет передана». Тут явилось другое объяснение, тут интересы партии оказались сильнее интересов научных, тут в Кибальчиче заговорил член социально-революционной партии и явилось диаметрально противоположное объяснение. Пошел разговор, что не я один, что есть еще двое, они на свободе, они могут и продолжать. Помощники были, это не подлежит сомнению, но пусть Кибальчич всецело оставит за собой идею изобретения и ее успешное действие. Выработаны были орудия преступления, и начался мало-помалу слагаться и определенный план. Сначала мысль о злодеянии, говорит Рысаков, представлялась отдаленной ему самому, но о совершении злодеяния уже думали. Нужно спешить, сказал Желябов, время не терпит – и поспешили. Поспешность сказалась во всех действиях партии, и причина ее налицо. Деятельность власти осенью 1880 года по обнаружению членов партии, в частности террористов и лиц, принадлежавших к группе, в которой было задумано злодеяние, была особенно энергична и успешна. Власти удалось напасть на след, были произведены аресты, были арестованы многие видные деятели прежних террористических преступлений, были задержаны Тригони и Желябов. Гром уже гремел над партией, уже была протянута рука, которая была готова схватить членов ее, нужно было спешить. Этим и объясняется поспешность, особенно сильно сказывающаяся в том, что, как только арестовали Желябова 27 февраля, тотчас же 28-го Перовская исчезает, делается руководительницей заговора и приводит его в исполнение, не медля ни минуты. Снаряды еще не готовы, ночь посвящается на их приготовление. Утром Перовская приносит снаряды на квартиру в Тележную улицу и говорит: вот все, что успели сделать, нужно довольствоваться и малым, больше не успели. Я возвращаюсь к показанию Рысакова. За полторы недели до 1 марта, когда был крикнут Желябовым клич, вызвались четверо: Рысаков, «Михаил Иванович» (Ельников), Тимофей Михайлов и неизвестный «Михаил». Вызвавшимся был дан доступ на другую конспиративную квартиру, помещающуюся в Тележной улице. Туда они были введены Желябовым. Тут вместе с Желябовым появился и Кибальчич, и здесь началась лекция – я употребляю подлинное выражение Рысакова – лекции Кибальчича о снарядах. Кибальчич привык к объяснению научных предметов. Мы слышали здесь от него весьма обстоятельный, весьма связный рассказ об этом. Поэтому мы можем заключить, что и его лекции были ясны, последовательны и вразумительны. Приносились не снаряды, но отдельные части их, Кибальчич читал участникам будущего злодеяния технические наставления и делал пробы. На эти пробы указывают предметы, найденные в квартире по Тележной улице: модель, осмотренная экспертом Федоровым, бертолетовая соль, колбы, реторты и записка о смеси, которая вошла в снаряды. Лекции эти происходили в квартире, хозяйкой которой была подсудимая Гельфман. Правда, говорят, что она от лекций уходила, но ведь она знала, что на них преподается и какой они будут иметь результат. 28 февраля, накануне злодеяния, не удовольствовавшись лекциями, участники произвели и опыт. Отправились, по словам Рысакова, далеко за город, под Смольный монастырь, четверо: Рысаков, Кибальчич-техник, Михаил Иванович и Тимофей Михайлов. Снаряд разорвался удачно, проба была успешна. Участники возвратились на квартиру и стали ждать Желябова, но он не приходил, и Геся Гельфман сказала, что если он не приходит, значит, не может прийти, что-нибудь его задержало, – а задержало его то, что, он был арестован. Когда 28 февраля сделалось известно об аресте Желябова, были сделаны спешные, последние приготовления. Утром 1 марта был назначен сбор в конспиративной квартире. Обязанность Желябова приняла на себя Перовская.