Убийство к ужину

— Лучше уж вы ко мне, попотчую вас клецками с сыром по-швабски, — выпалил уязвленный Клуфтингер и прикусил язычок. А что, если его ирония будет воспринята всерьез? Он же в жизни не готовил клецек.

— Только если обещаете не посыпать их вашим пармезаном из пакетиков…

Когда стих очередной взрыв хохота, снова стало тихо.

— После третьего затишья по домам пора, дружище, — пошутил Клуфтингер в надежде, что гости прислушаются к народной мудрости.

Стало тихо.

Ему уже не терпелось остаться дома наедине с женой, чем бы это ни грозило в завершение вечера. Но его мечтам не суждено было осуществиться. Тишина повисала еще не раз, однако Лангхаммеры оставались к «народной мудрости» равнодушны. Откланялись они лишь ближе к полуночи.

— Значит, договорились, — хлопнул его доктор по плечу, — я загляну, и мы — два «холостяка» — устроим славный мальчишник.

К этому времени воля Клуфтингера оказалась уже окончательно сломлена, и он обреченно буркнул:

— Жду с нетерпением.

Что такое настоящая тишина, он узнал, когда они остались дома вдвоем и жена молча начала убирать со стола.

— Давай помогу, — предложил он.

— Давай, — индифферентно согласилась она и удалилась в ванную.

Настаивать на выяснении отношений Клуфтингер благоразумно не стал. Покончив с мытьем посуды, он с удовлетворением констатировал, что его самые страшные опасения не сбылись: в гостиную его с подушкой и одеялом не выселили. Значит, надежда еще оставалась.

Когда Клуфтингер наконец добрался до постели, Эрика сделала вид, будто уже спит. Он ласково погладил жену по плечу. Она легонько вздохнула, и это послужило знаком: «грубиян и деревенщина» не так уж бесповоротно отвергнут.

Пробудившись воскресным утром, фрау Клуфтингер уловила аромат свежесваренного кофе. Она накинула халат и прошла в гостиную. По выходным в отличие от будней они завтракали там. Сегодня стол уже был накрыт, и в дверях показался супруг с кофейником. Это появление растрогало жену даже больше того, что она увидела на столе. Милее свежих булочек, за которыми муж специально съездил в самую рань, милее стакана выжатого апельсинового сока, ее любимого, милее блюда с фруктами, придвинутого к ее тарелке. Кофейник, который он держал в руках, они использовали только по большим праздникам: в Рождество, на Пасху, на юбилеях, когда за столом собиралась родня.

Обычно Клуфтингер не мог взять в толк, чем плох удобный и практичный стеклянный сосуд из кофеварочной машины, которым они пользуются ежедневно, и каждый раз изображал недоумение, объясняя жене, насколько нецелесообразно переливать кофе, к тому же в холодный фарфор, где вдобавок не видишь уровень жидкости. И вот он по собственной инициативе взял «правильный» кофейник. Только ради нее. «Не такой уж он бездушный чурбан, как кажется, — думала фрау Клуфтингер. — Это только оболочка грубая». Она расцвела навстречу ему улыбкой, мягко тронула за плечо. И Клуфтингер понял: гроза, собиравшаяся вчерашним вечером, окончательно разогнана утренним солнечным лучом.

Подавив в зародыше неприятную мысль о том, как все-таки легко укротить женщину, он тем не менее решил поразмышлять об этом на досуге, когда жена уедет. Это доставит ему удовольствие.

— Я так рада возможности провести еще один чудесный день вдвоем, — промурлыкала она.

О том, что утром он успел уже позвонить Штроблю и тот спросонок сообщил ему о вызове дочерей Вахтера в президиум на допрос по поводу пропавшего альбома на десять утра, он пока умолчал.

Настенные часы пробили половину девятого, и не позднее чем через час ему придется посвятить жену в свои воскресные планы. До той поры он намеревался просто наслаждаться вновь обретенным миром.

Проведя пятьдесят пять минут в гармонии за семейным завтраком, комиссар понял: настало время сообщить супруге о предстоящей отлучке. У него засосало под ложечкой, а поскольку он не желал растягивать казнь, то поступил, как и подобает мужчине: вручил женщине чашу горького вина разом, не давая яда по капле.

— Дорогая, не сердись, но мне надо…

И с первых слов понял: вино слишком горькое. Продолжить он не успел. Чело жены омрачилось, и чаша опрокинулась на него.

— Только не говори, будто тебе надо куда-то ехать по службе. Только не в это утро. Не после вчерашнего вечера, который я тебе едва лишь простила. Ты не можешь так просто взять и уйти! В этот день, так чудно начавшийся! Последний перед моим отъездом, который я хочу провести с тобой!

Она не переставала стенать, и когда он вывел машину из гаража.

Клуфтингер ехал, не особо задумываясь о том, как будет вести допрос сестер.

Он радовался, что на дороге есть движение, хоть и не слишком оживленное. Тотальное воскресное затишье было ему не по душе. С тех пор как разрешили в выходные открывать булочные, он нередко выбирался за свежими булочками или утренними газетами. Правда, по большей части в те дни, когда приезжал домой сын. С женой они пришли к молчаливому согласию — без булочек в воскресенье вполне можно обойтись, тем более черный хлеб полезнее для здоровья.