Убийство Халланда

«У тебя». [6]Как правило, подобные послания меня трогали. И никогда такого не было, чтобы я не ответила, поэтому я тотчас взялась за дело. Я нашла уже один из своих старых ответов, с тем чтобы переиначить, — и на полдвижении замерла. Опустила руки на колени, закрыла глаза. Сколько раз в жизни, когда у меня была назначена встреча, предстоял доклад или выступление, я думала со страхом: что, если Халланд заболеет или умрет? что, если я сломаю ногу? что, если вдруг объявится Эбби? Я всегда пыталась ранжировать происшествия и катастрофы по степени нарастания: насколько должно быть плохо, чтобы я заставила себя что-либо отменить? И вот теперь у меня умер муж. А я сижу отвечаю на какое-то незначащее письмо. Я удалила оба, отлично зная, что смогу их восстановить. После чего стала читать письма в теме ХАЛЛАНД, их было несколько. От моей двоюродной сестры, от моего издателя, от коллег, даже не очень близких. Они были потрясены и выражали сочувствие. Я скользила глазами по строчкам, возникло ощущение, что я все прочла, но я не вчитывалась. Они поняли серьезность происшедшего лучше меня, быстрее меня. Почему же никто из них не позвонил? Я сняла трубку, желая убедиться, что телефон работает, — тишина. Положила трубку, сняла еще два-три раза — телефон был нем. Внезапно меня обдало холодом, поежившись, я стала обдумывать, что мне делать, как если бы стряслось несчастье. Где мой мобильный? Я потянула за провод и увидела, что он отсоединился и валяется на полу. Мне следовало бы самой позвонить кому-нибудь и рассказать о случившемся, только я не представляла кому. Среди писем было НАПОМИНАНИЕ. Через пару недель я должна была выступить с докладом в одной из ютландских библиотек, они прислали информацию, где и когда мне нужно быть. Интересно, они слушают радио? Они знают, что на рассвете застрелили моего мужа? Вряд ли. Не важно. Может, мне надо записать на автоответчик: моего мужа убили. Я выключила компьютер и опустила крышку. Было тихо. Ночью я сидела здесь и писала. Что я писала? Мне не хотелось об этом думать ни сейчас, ни вообще наверное, это отодвинулось и не имело значения. Я устремила взгляд на фьорд, в воде играло, искрилось и брызгало светом солнце.

4

Всякий избегает присутствовать при рождении человека, и всякий торопится посмотреть на его смерть.

Монтень «Опыты»

В Редингской больнице явно не спешили соединить меня с дедушкой. Пока я ждала — меня без конца переключали с одного номера на другой, — я обдумывала, нельзя ли съездить в Англию и в тот же день вернуться, это не так уж и невозможно. Хотя Халланд умер, летать в Лондон, вероятно, не запрещается? Я попробовала представить себе дедушку. Ссохся ли он, как это бывает со стариками, в особенности больными? Появился ли у него в глазах дикий блеск, который я наблюдала у многих тяжелобольных незадолго перед смертью? Смогла бы я обнять его, узнал бы он меня, достало ли бы у него сил отругать меня или же он бы меня простил? Почему он захотел меня видеть? Потому что умирает. Но это ради меня или ради себя самого? Нет, у меня не хватит духу его навестить. Тут медсестра опять взяла трубку:

— Я спросила у Джулиана, он с тобой охотно поговорит. У нас есть телефон, который мы подкатим к его кровати. Сейчас я дам тебе номер, ты можешь позвонить ему через десять минут.

Я привстала, чтобы позвать Халланда, — и села в смущении, точно прилюдно совершила оплошность. Прикрыла веки. Я была подростком, когда моя двоюродная сестра выходила замуж. Я настолько была этим поглощена, я впитывала в себя все, тем более дедушкину речь. «Солнце да не зайдет во гневе вашем», [7]— сказал он новобрачным. Мне казалось, это звучит до того красиво и правильно, и я решила, что так будет и у меня, когда однажды я выйду замуж. Но мою мать это привело в ярость: «Он мог по целым дням не разговаривать с мамой из-за какой-нибудь мелочи! Если его хоть что-нибудь не устраивало! Неудивительно, что она прежде времени отправилась на тот свет!» И вот уже десять лет как он от меня отвернулся. Я так и не поняла: это из-за Эбби или же он просто-напросто считал — разводиться нельзя. Несмотря ни на что. В детстве он ко мне относился чудесно. Теперь же оставлял без ответа письма, которые я ему посылала. Первые годы я садилась рядом с ним на семейных торжествах, а он подымался и уходил на другой конец зала. Без Эбби общение с родными почти сошло на нет, большинство предпочитали видеть Эбби, а не меня. Тем оно все и кончилось. Они избегали меня, а я избегала их.

Я сознательно старалась не думать о том, что мне ему сказать, потому что знала: тогда я вообще не смогу говорить с ним. Голос у него был вовсе не больной и не слабый, он произнес:

— Алло!

— Дедушка, это Бесс, — ответила я.

— Спасибо тебе, моя девочка.

— Мама передала, ты хотел со мной поговорить.

— Да. Хотя лучше всего было бы с тобой повидаться.

— Я бы тебя навестила, — сказала я, — но тут кое-что произошло… с Халландом… с моим мужем. Как ты себя чувствуешь?